Сибирские огни, 1922, № 5

— Я не из таковских.—Дуня п е р е др а з нил а. — Me из таковских. И я не из таковских. Не больно еще позволю Да. А об этом ты забудь, об уходе то. Я для тебя нянькой не буду. Понял? Тач ты и знай, что коли в з дума ешь к а р а к т ер свой показывать, надо мной измываться— не позволю и няньчиться с твоей дуростью не буду.—Петру л е нь во з р ажа т ь. Вяло бросил: — Да ты што, я и не думал ничего.—Зажмурился, опять стал смотре ть в в е рх. Дуня встала, опра вил^ юбку. — B IT ЧТО ,—дела откладывать нечего. Б о л ьше я домой не пойлу. Нонче ночую у Прасковьи, а завтра пойдем в Ревком залегистрируемся и я пр е йду, к тебе, к вам то ест в коммуну, и будем мы жить по настоящему, к а к е м уж и жена. Понял?—Петр усмехнулся. — Гм! Что я чурбан с г ла з ами что-ли? — Пусть тятенька с маменькой хоть сбесятья от злости. Я р еши л а с ь. Дуня з адумала сь Петр смеялся и мурпычял. — Ой, теща моя, вэглянь-ка на икону, Твою доченьку берут по новому закону. Дун» рассмеялась вслед за Петром. — Х-! Ха! Ха! А Мефодий то, з н а ешь, эта гадина долговолосая, лиц емер прокл я тый—на в е рно придет к отцу и хныкать будет, что на род нынче бога не признает. Как же можно вдруг не повенчгмшись в церкви, ему долгогривому не заплативши, б ез его р а з р ешения взяли да и женились. Убытки Ха! Ха! Ха!— Дуня вдруг пере с т ала смеяться, вздохнула. — Мне Ольга Ивановна говорила, что попы сами ни в бога, ни в чорта не верят, только н а р од обманывают из своей выгоды. Ох и ненавижу же я их долгополых. Быв а ло отец меня хулит, а он, дьявол, приговаривает, что, мол, так и надо, у в ажа ть родителей надо. Это за побои-то уважать. Дуня вдруг рванулась всем телгм, сжала кулаки. Глаза з а г орелись неожи- данной мыслью. Вся—один порыв. Почти крикнула. — З н а ешь что, Пе т ь к а ?—Быс т рое заинтересовался. — Што?—Смех мешал ответить. Дуне весело необыкновенно. Руками схва- тилась за грудь. Вся трясется. — Ха! ха! ха! Да в ай, давай... Ха.' ха! ха!—торопилась ска з а ть Петру мысль, страстное желание. — Давай... ха! ха! ха! им пустим... Ха! ха! ха! в церксвь, в ц е р к о в ь .. Ха! ха! ха! красного, красного петуха. Ха! ха! ха!—Or смеха на глазах слезы. Устала. Грудь д я же больно. Пе тр удивился, — Эго зачем? — Вот, дурак, зачем. Спалим всю эту поповскую лавочку и негде им окаян- ным будет на род обманыв а т ь, б а р а нов двуногих с тричь .—Нерешит ельнос ть Петра ра зжиг ала, подбадривала Дуню. — Эх ты, мямля!—Сухая ветка громко треснула в руке, сломалась. Об- ломки отшвырнула д а л е ко в сторону. — Весь мир насилья мы р а з рушим. Слышишь? До основанья. Помнишь? А как до дела, то и замялся.—Огромная сила нервного под ема Луни захватила и Петра. Он почти был согласен с ней. Его немного только смущал вопрос. — А вдруг узнают?—Петр встал. Все же решительную минуту оттягивал. — Ну, а как мы с д е л а ем , Ду н яша? — Как?—На лице Дуни усмешка. — Ты. партизан? — Партизан. — Чего же ты у б а бы с п р аши в а ешь, к ак дом поджечь? Али в т айге вас этому не учили?—Петр был побежден окончательно. — Оно, конешно, Дуняша, это все можно—т ол ь ко надо получше, чтобы и духу ее не осталось.—Дуня обр а до в а л а с ь. — Вот, вот правильно, Петруха. Насилу понял. Дай я тебя поцелую за это. — Не выпуская из об'ятий спросила: