Сибирские огни, 1922, № 5

тий звонок современности звенит и для него волнующим призывом, но буду- ще е—. г о р и з о н т "—д ля него по-прежнему пахнет ре з едой, отзывается не в з ры вами и громом, а „плесканьем в шл епанцах и вздохов и слез в промежутках". Не творцом жизни, не р а в ным ей, ши р о ко и огненно любящим братом, а каким- то бе з домным прижи в а л ьщик ом остается поэт в огромном новом доме, воздви- гаемом современностью, революцией; прижив а л ьщиком, запутавшимся в ра сще- линах мира, в пыли в ещей, бе з де луше к, принесенных им из мещански-обломов- ского старого обит алища. Поэт все время тщится встать лицом к далям, распахнутым революцией, но в конечном счете создается впечатление, что он стоит па карачках и смотрит на это будущее промеж ног, подобно тоуу, как это в озорстве делают дети: глаз устает, предметы и вещи мелькают с навязчивой и извращенной резкостью. Пахнет, иногда в глаза полоска зари, но тут, же глаз поймает навязчивую ромашку в росе, ветку, пролетевшею воробья, плетень, сук, кружевце, листок, всю эту утомляющую калейдоскопичность, расщепленность, нарочитую неестественность мира. И пр а вил ьное опр е д е л е ние своей поэзии д а ет сам Пастернак: Это—круто н а л и вши й ся свист, Э т о—ще л к а н ье сдавленных льдинок, Это—ночь л е д е н ящая лист, Это—двух с о л о в ь е в ' п о е д и н о к. Это—сладкий, заглохший горох, Это—слезы вселенной в лопатках и т. д. А вселённая—место глухое (курсив наш В. П.). Талант не избавляет поэта, не о с в о б ожд а ет его в конечном счете от его социального гнездовья: духовной врощеннос ти и происхождения из особняков русского д омо р още нно го арис токра тиче ско го меща н с т в а. Нужен-ли он? Не реакционное-ли он_явление? Конечно, нужен, поскольку революция не выжг ла с о в е рше нно и этой группы сословного охво стья из жизни, поскольку это с о с л о в ье сохранилось. Оно нечто р е а льно е, этому свидетельство поэзия Б. Па с т е рна к а. И з адача революции взять его в плен. Па с т е рн ак у же поднимает руки, готовый сдаться вслед за Маяковским. Его „бог неприк а янный", выпо л з ающий на свет хаос и „ обще л я г уше ч ья и к р а "—они нужны. Мы д о лжны их взять на учет, и мы их ясно рассмотрим ч е р ез поэ зию Па с т ернака, Асеева и др. п о с л е дышей футуризма. Эго очень здорово и х о р ошо, что арис т ократ выпо л з а ет на свет и старается пр е одо л е ть свое - я ", выже чь его в социальном п е к л ище современности. В этом смысле Б. Па с т ернак - п о л ожи т е л ь н ое явление, и нужно думать, что он продви- нется д а л ьше и глубже, встанет сЪ~ а ю й ¥ «социально-поэтических к а р а ч е к ", выпрямится и з апоет во всю естественную силу своих легких о будущем. Он г ор а з до интереснее, обще с т в енно - плодот ворне е, чем ц е лож ряд безусловно та- лантливых поэтов—Ходасевича, Ан. Белого, Вяч. Иванова и многих из „Олим- пийско-аристократической" плеяды (откуда, по существу, ведет свое нача ло и Б. Пастернак), к о т о рые никак, д а же со своей точки зрения, не ощущают, не хотят ощутить неот вра тимо надвиг ающе гося на них будущего. Там, в стане б е з н а д ежных арис токра тов, бе з де льников русской буржуа зии, тупое упорство, отщепенство, „царс т в енное" пр е з р е ние к будущему широкой России.- И сам Н. Асеев, „импрессарио" Па с т е рна к а, как поэт, имеющий г ор а з до ме н ьше родства с этой арис токра тией, может быть, л ишь наносно, случайно воспринявший от нее з ара з у—на следс т в еннос ть д е к а д анс а, упадочный футуризм, в последних стихах своих опр е д е л енно и зжив а ет эти начатки и о б еща ет вы- расти в настоящего поэта современности. Его стихи, по с в ященные Гастеву, в № 4 „Красной Нови", уже говорят и пахнут широкой, органической, не т енденцио зно социальной стихией современ- ности, схватывают действительно жив ую личину Гастева, потенциальною гения поэзии проле т арс кой эпохи, пока е щ е в сущности ничего не д а вше го р е а л ь но искусству. Но верится в то, что Гастев действительно эмбрион проле т арско го 12. Сибирские Огни, № 5. 17