Сибирские огни, 1922, № 4

вия: самое большое-мещанское, потом купеческое да духовное. Город неболь- шой, а церквей много. Казаки здешние в пригород выселились. Дворянин был один: Холодковский. Теперь появился вдруг в городе „рабочий класс". В винном складе, на па- ровой мельнице, в заводишке кирпичном, на конфектной фабрике при един- ственной кондитерской. Знакомые жителям люди. Раньше с мещанами сливались, теперь их называют „пролетариат". Они да фронтовики силу дали агроному Шереметеву. Захудалый был, замызганный, ft теперь и почетные жители перед ним шапку ломают. Управы разогнали. Совет стал. Понаняли красную гвардию, Из деревень нехозяйственные. Из городских больше, из Фэршгацской слободки, парни. Матери выли, оправдывались. — По нужде. родные...Вс-от бог свят, по нужде! Жалованье хорошее плотят. Из бараков военнопленные мадьяры нанялись. Русских фронтовиков мало. Все больше безусый молодняк. Появился союз инвалидов. Большую силу з абрал. Как начнут: — Мы кровь проливали! Всех перекричат. Появился штаб красной гвардии. Начальники красногвардейские заходили с револьверами на боку. Красногвардейцы на конях раз'езжали, патрулями хо- дили, с жителями ругались. Ужасы про другие города рассказывали: — На всех телеграфных столбах буржуи висят! С бумажечкой по квартирам с обысками ходили. И нависла над городом жуть. Степенные жители в дома, как в норы, уш- ли. На митинги их силой сгоняли. Из дома в дом шопотом передавалосо, что в винном складе, где теперь военно-полевой штаб, пулемет стоит. Разом все устои крепко налаженного мирного быта рушились. Укоренных жителей, не ветрогонных, а созидателей, будто почва из под ног уходила. Мно- жились обиды. Вывоз спирта сильно взволновал. Но наружу гнев не прорвался бы. Вызвал на волю его союз инвалидов. 3 совете бурю устроил. Панкратов, широкоплечий великан, председатель союза инвалидов, рычал: —., Вы не смели грабить город! Своевольники!— У него было много незалеченных ран. Инвалид был настоящий. Но только синеватый цвет лица говорил об этом. Мощное телосложение и громкий голос обманывали всех. Эсеры звали его „инвалидствующим*. Но в союзе влияние его было огромно. Шереметеву грозили все члены совета из союза инвалидов. — Командовать нами не дадим! — Когда мы в окопах, жили, ты где сидел? — Погоди, брат, орлом взлетел, вороной сядешь! Шереметев был устало спокоен. — Ну вас всех к чорту! Перестаньте реветь. Стеценко гаркнул, все голоса покрыл. — Про красну гвардию забыли? Всех перестрелям, коли будете бунтовать. Градом ругательств отозвались десятки голосов, но стихли. Стеценку знали; В дикости горло перегрызет, а красногвардейцы—шелковые у него в руках Куда хочет повернет. Но через день учрежденья городские и союзы облетела бумажна. „ Товарищи! В городе до сих пор не было ни одного политического ареста. Жители сами оберегали революционный порядок, и каждый гражданин был спокоен за себя. Теперь исполком показывает волчьи зубы. Без всякой вины арестован председатель группы эсеров тов. Осинин. Председателю союза инвалидов пригрозили расстрелом за простое возражение. Если мы оста- вим без вниманья эти первые акты насилья, у нас, как в других городах, по- явится застенск. Товарищи, все, кому дорога свобода и неприкосновенность личности, на митинг в клуб в пять часов дня". Заворошились в норах. Союз инвалидов был все-таки ближе всех из новых. В нем члены семей старожилов. Не чужаки. Полетели по городу слухи;