Сибирские огни, 1922, № 3

и скоро никто не стал давать его: стояли Никольские морозы, дни, когда и богатые скотоводы Сибири молока не видят. Потемневшие вошли в избу оба, после совещания. Тихо плакала девочка у ног матери и заглушенно думал Волк. Подбирались, обходили кругом свой сложный вопрос и не могли набрать- ся смелости решиться... Тогда больная сказала сама:—„Я давно знаю". И посветлело в избушке, будто пронеслись здесь белые крылья. Так близ- ко иногда бывает чудо, что даже горе может приносить радость. Что-то новое стало твориться с Волком. Что-то особенное.—Тяжелую заботу решал он. Теперь он не спал совс ем.—Все было предусмотрено, все было сделано, чтобы избавить от тяжести, от горя маленькие ручки: было запасено дров на всю зи- му, муки, картофеля, сбит новый стол, налажена печка, устроено убежище ку- рам, заплетены и накрыты маленькие сени—последнее больше всего тронуло Наташу Она назвала их воробьиным домиком, потому что воробьи стаями летели сюда греться у дверей.и им д аже приколотили там лавочку. Теперь эти сенички стали серебряными от куржака, и их выстлал мягкий, ласковый узор воробьиных крылышек, касавшихся при полете звонких подвесок. Только тогда сказал он девочке, поселившейся в его сердце: — Теперь я пойду на прииска—корову з араба тыва ть. Его молча благословили глаза больной, а головка Наташи припала к его глазам. Далеко идти на золотоносную Саралу—холодно, вьюжна зима в тайге; горы бесконечные с короной леса под облаками, снежные горы громадные и под ними на узенькой полоске—площади подошвы г оры—крыши бараков, длинные, занесенные снегом, с дымными ямами труб. К ним ведут сквозные синеватые проходы штольни под снегом. Там были везде эти переходы—они вели в кон- тору к горе дороге, слабо намеченной снежными косами,—вели к работам тихие дороги молчания, з акрытые от солнца и от неба. Волк попал в этот подснежный город—-чужим, пришедшим ненадолго. Он не говорил ничего, также как и эти люди. Но молчание его было другим. Воз- вращаясь с фонарями с ночной смены, уныло плелись они в черную с про- вислым потолком, похожую на бесконечную дорогу—жилище-казарму; плелись так же машинально, как и на работу—серые люди молчания, от которых на- всегда было з акрыто небо и свет.—И всегда, где то далеко мерцал краснова- тый огонь в этих черных стенах, освещая, уродуя тени людей. Стоны и вздохи казались тишиной здесь. Волк смотрел из дальнего угла общих нар, как ложились накатчики, рас- правляя усталые спины, как скручивали опоясками за спиной безумно-ноющие руки забойщики, слушал глухую медлительную речь, с трашные шутки людей, хваливших горе, чтоб не плакало оно, и только когда утихало все в ка з арме и гас красный огонь, приходила в гости к Волку девочка, которую он любил. Ъ ж е л о ломала непривыкшие, сросшиеся уже в тех местах, кости Волка новая работа. Иногда он стонал тяжелее людей, работавших в з абое в самой глубине земли, но близок был уже конец. Справляясь в последнюю субботу о сумме заработанных денег, Волк вздохнул облегченно—скоро он мог вернуться в маленькую хатку на краю села. Но назавтра он встал с головной болью, перемогался день и сходил еще раз на работу уже горячий, пылающий, с заложенной хрипом грудью и сва- лился совсем. Кто говорил, что почвенной воды он напился, кто говорил, что непривычной работы под землею не вынес. Приехавший с соседнего прииска