Сибирские огни, 1922, № 3

От дверей, чуть не до передней части зимовки повалом на кошмах спят похожие на широкие туго набитые мешки киргизы, а у стола, за которым Пе- репелицын с Носачевым и Турумбаем чай пьют, стоят несколько вихрастых казаков. Низенький, кругленький столик, скмовар нечищенный с появления на свет, низенькие пузатые чашечкм, а перед носом у Перепелицына лист бумаги. Чер- тит к а р анд ашей какие то линии, а Турумбай и Носачев водят глазами за ли- ниями и не понимают. Лицо у Турумбая желтое, реденькая травянистая бородка и хитрые глаза с черными густыми ресницами. Никогда Турумбай русских не боялся, а тут нельзя—война, чуть что—расчет короток... Жена Турумбая, старая Магиля на кровати сидит, ноги под себя спрятала —платком глаза протирает. Слушает непонятное и плачет. Отчего плачет старая Магиля—тоже не понятно. Душа ее лесная—звериная, как книга закрытая, ничего не прочтешь. Перепелицын водил карандашем и говорил: — Та-ак... Скоро должен Топкай приехать... Что то он нам привезет... Заложил сухарь в рот: — Носачев, как думаешь, Александров с отрядом к утру на подмогу по- спеет? — Должны поспеть, в аше благородие—чеканил, выпрамляясь Носачев— только я мекаю так, ваш бродь, что с гуляй-полевцами и нам депать нечего. Налететь сразу и давай крошить ково ни на есть... Они там теперь как косачи, ваш бродь, пра слова, затоковались, осоловели—ни черта сразу не разберут... — Это ты так думаешь... — Так оно должно быть, ваш бродь... Потому они токовать беспременно станут—сами знаете закон коммунии таков: в бой ли итить, вли за водой посы- лать—без собраннее не обходится— вот мы им и натокуем... — Да-а—тянет Перепелицын—их песня теперь спета. Александров вон на тракту, ему все известно: пишет, Петропавловск забрали.., Из Омска большеви- ки то на конях в Россию удирают, а там в Тюмени Ше в е л ев их кроет... Будет... поиздевались над народом... Возле Петропавловска мужики поймали упродкомис- сара, брюхо распороли ему и пшеницы на сыпа ли .. На, дескать, лопай... Теперь им каюк... Повернулся к Турумбаю: — Так что ли, Турумбай?.. — Ие, ие... — Вот скоро кончаем большевиков, тогда живи во всю Турумбай... З емли много—много буде т .. — Ие, ие,—глазами масляными поблесливает—бвльшайбек лея равно баран дурной... сапсем дурной... О- о - о^ тюря, калава а кыл много—коп. Перопелицыну похвала по душе. — Да уж, для большевиков то у нас хватит ума. Они еще не родились, а мы учились... вот... Дверь скрипнула жалобно, и кто-то за дверью крикнул:—жур!.. Вошел мужик в черном тулупе с заиндевевшим воротником, а за ним кир- гиз с берданкой. — Это кто? Все з ашевелились у стола... Киргиз подошел к Перепелицыну и твердо сказал.' — Плена б р а л .. — А-а-а, шпион!—Перепелицын вскочил из-за стола—Так... Ну мы с тобой сейчас поговорим... Кто такой? Голос резкий, начальнический. Все придвинулись к столу. Мужик, отворо- тил воротник, стряхнул иней. — Мы, Климовски... — Кто мы?