Сибирские огни, 1922, № 3

— Вот она, революция. Вот они, хваленные свободы, равенство, братство. Равенство. Равны и свободны только хамы, убийцы, только они живут хорошо. Да вот еще такие прохвосты, как Петров и Бодэ.—Мартынов погрозил пальцем. — Тс, тс, мадам! Тс! Держите язычек за зубами, это не прохвосты, это не подлость, это всего только новые формы борьбы с большевизмом! Не понять, серье з ен полковник, или смеется. Бутова прожевала грубый бутерброд. — Чепуха, Какая там борьба, идея! Шкурничество. Ямалия говорит мне, что я буду дурой, если не вступлю в партию коммунистов, или не опутаю ка- кого-нибудь комиссара. Она живет отлично и думает, что так жить сможет каждый из нас, стоит только захотеть. Я я не хочу. Не хочу! Мне в се равно теперь. — Наливайте. Наливайте.—У Барановского в глазах огненные точки и крючки. Голова свинцовый шар. У Капустина все лицо в шерсти. Глаз нет. У Мартынова одна только розовая плешь. Петухов навозный жук, чернобурый. Руки—волосатые лапы. Как хватают стаканы... Бррр... Бутова толстая квашня. Грудь две подушки. Трепыхаются. Губы красные ошметки. Слюнявые, выверну- лись, оттянулись. Лицо обрюзгшее, кожа дряблая. Под глазами коричневые и синие бороздочки. Целая сетка. Нос напудрен. Четверть горлом в потолок. Са- могонка не "убывает. В кружках муть. В мозгу т оже. Все мутно. ' Зеленые тени. Бутова одна мутносерая. Платье т акое у нее. Раньше было сиреневое. И по- койником, покойником несет ужасно. От себя или от них? Не знал Баранов- ский. На крыше, или под черепом шум. Точно дождь идет. Огарок это так стал всоыхивать, всю комнату освещает, или гроза в тайге? Вот нера збериха. Стакан один разбили. Здоро во зазвенел. ПОД КОЛЕСАМИ. Лошади бежали крупной рысью. Пегая пристяжка временами переходила на галоп. Бубенцы гремели. Ходок трясся на выбоинах. Плетушка поскрипывала. Кучер серая шинель, зеленая фуражка. На рукаве и на о к о лыше по красной звезде. На козлах не сидел. Стоял, нахлестывал вожжами чалого коренника. Свистел, улюлюкал. Широкое скуластое пицо, с жидкими, светлыми волосиками под носом, краснело от напряжения. Седок безусый, молсдой рабочий. Or стан- ка недавно. Руки черны и грубы. Кожаная куртка. Браунинг с ременным шнуром в коричневой кобуре. Стоптанные сапоги. Фуражка немного смятая, чуть на затылок. Он следователь уездной чрезвычайной комиссии. Торопился в Медвежье. емнело заметно. На небе невнятно, глухо говорили т яжелые орудия. Тайга, злая и почерневшая, игольчатами лапами отмахивалась от ветра Ветер свистел насмешливо, трепал, путал з еленые волосы рассерженной красавицы. Дорога круто сломалась. Полукругом опустилась вниз. Чалый прижал уши, вытянулся, полетел вскачь. Пегая растягивалась рядом. Бубенцы взвизгивали. Красноар- меец накрутил вожжи на жилистые кулаки. Сам всем телом назад. Почти лег. Внизу Медвежье. Левее его, в стороне Черемц!ановки, красное зарево. Ветер тряс громадную, огненную простыню. Из нее летели черные галки и пыль столбами дыма. Косматые чугунносерые кони вздыбились в вышине, сгрудились, остановились над самой дорогой. Мокрая пена и крупные капли холодного по- та с них кучеру и седоку прямо в лица. Облачная батерея дала залп. Земля вздрогнула. Целая очередь, светящихся ^Нарядов, раскатисто громыхнув, рухну- ла в тайгу. На мгновение стало светлее, чем днем. Следователь схватился ру- ками за глаза. Я облачные кони уже над Медвежьим. Косматые гривы. Из глаз огненные стрелы. Под копытами пожары. Облака следом седыми опаленными лохмотьями. В ревком приехали мокрые. Но за дело следователь взялся немедленно. Вызвал Чернякова, Сопранкова, он начальник волостной милиции, и члена ре-