Сибирские огни, 1922, № 3

С верхних нар свесились дырявые сапоги. Пола прожженой Шинели. В котелок с кипятком полетела пыль, крошки. Жондецкий вскочил. Вскипел. — Послушайте, коллега, ведь это же безобразие, хамство! Что вы нам в чай сметаете всякую дрянь! Сапоги не смутились. — Сам хам! — Я хам! Я хам?—Жондецкий задохнулся. — Извинись сию же минуту, или я тебе рожу раскрою! На верхних и нижних нарах молча пили. Ругающихся и не заметили. К ссо- рам привыкли. Петухов сопел в кружку. Капустин ряцом. Разговаривали. — Говорят, скоро нас фильтровать будут. В чека всех потащат. Кой кого к стенке, пожалуй. В Красноярске, слышал, как нашего брата пощелкали? Что твоих рябчиков. — Слышал—буркнул Петухов. — Вот тебе и «сдавайся, товарищи, ничего не будет"! Ничего, кроме стенки. Говорят, стреляют из-за всякого пустяка, по самому вздорному доносу. Ротмистр Наскоков, назначенный старшим рабочим, об'явил, что пора на работу. — Господа, прошу кончать чай. Строиться. Строиться, господа! Нехотя вставали. Из барака выходили толпясь. Около крыльца выстроились в две шеренги. Ротмистр сделал перекличку. Отметил невышедших. Место рубки было в версте от барака. Шли не в ногу. Оборванные. В фуражках, папахах. Спотыкались. Головы опускали. Капустин по привычке на- певал. — Вчера был поручик, в аше благородье, ft сегодня, видишь, дровокол Володя.— Прапорщик Петухов гудел. Нос ронял на грудь. — Испорчен наш мотор, Испорчен наш мотор. Капустин серьезно раз'яснял, — Интриги все, мадам' Интриги все, мадам, Разношерстная толпа повеселела. Расправила плечи. Заша г ала быстрее. Бодрее. — Испорчен наш мотор, Испорчен наш мотор. — Да, господа, это так. Доказательств не требуется!—Крикнул Жондецкий из задних рядов. Песнь оборвалась, Работали в нетронутой тайге. Пилить сразу нельзя. Надо утоптать снег вокруг дерева, ft он, мокрый, лезет за голенища. Брюки мочит. Шинели. Капустин с Барановским присели около лиственницы. Она вековая. В два обхвата, Один посмотрел на верхушку, шапку уронил. — Ну, давай, Иван Николаевич, резнем красавицу!—Рукавицы лосевые. Ка- пустин плюнул в них. » — Эх ма. Жизнь собачья! Пила зазвенела. Много их звенело. Кряхтели деревья. Стонали, Падали С криком. Прощались с живыми. Серые фигуры ползали. Резали без радости. Вяло. Работа подневольная. На врага. Не хотели они этого. Заставили победители Тяжело побежденным. Скрипели пилы. И зубы. Стиснутые. ИЗБУШКА НА КУРЬИХ НОЖКАХ- Одного порыва оказалось мало. Старые взгляды на труд, на частную соб- ственность, на семью вкоренились глубоко. Отрешиться от них все и вполне медвежинцы не смогли. Прошло похмелье свободы. Раны от шомполов и на- гаек немного подсохли. Благие пожелания забылись, в жизнь претворить их