Сибирские огни, 1922, № 3

Только Третьяков не несет его на руках, как Мзяковский, а ребенок (оп следннй) сам, отшлепав .красную жи»ку забавно л а д ошк о й ", идет, идет, как „улыбайка губошлепник", каропузик—земли хозяин, малень кий Каин, которому нет еще А веля", В поэме Маяковского „Флейта позвоночника" мы читаем: „Ворота улиц шагами мну Куда уйду я, этот ад тая"... Третьяков, у которого „на сердце мотаются гаденькие космы" (стихотво- рение на стр. 8) решает проще: „Шагнуть-бы сквалыжными мясными ходулями За горизонт шагнуть и скрыться. В некоторых стихах Третьяков распевает под тон так называемых проле тарских поэтов, примерно, в стихотворении 4—5 апреля 1920 г., в Первомайской песне и в стихотворении „Воскресник". В них звучат и „стальная новелла с вокзала, которая уперлась в пары, чтобы рвануть" и „железная рука", которая „приказала строф шатуны не за- дуть" и „ з ажатый в руке человека воскресник". Но почти во всех стихах, между настроениями Сергея Третьякова и проле- тарскими настроениями, большая невязка. Эта невязка особенно выпукло сказывается в стихотворении „Сибгород", где пролетарские мотивы совершенно захлестываются такими мотивами, как: „В деревенской поскони колесо, вдев Винтовочье дуло тугою осью, Пришел хозяин Чуженин Совдеп, (!) Пятерню засунув на колтунные волосья, На рыхлый, парный, старожилый хлеб. Или: „И каждому шею мозолит Революции тяжкий хомут—, и Т. д. Заканчивается стихотвоение „Сибгород,, такими строчками: „Я когда (страна) извергясь в мочалу, В небо выдавит мертвый глаз, Может быть наступит начало Дня ее услыхавших рас. Хорошее начало, нечего сказать!. Прочитав целый ряд стихотворений Сергея Третьякова, приходишь к такому выводу, что его творческим пером руководит или двуликая муза, или просто Третьяков запутался сам в созданной самим собой сумбурности под влиянием с одной стороны имажинистского индивидуализма/ а с другой—под влиянием школы Маяковского... В тех стихах, где Третьяков более или менее самобытен, нельзя ему отка- зать в знечительной доле образности, например, недурно нарисованный в сти- хотворении „Рыд материнный" громоздкие, но красиво простые обра зы в рас- сказе сына матери о революции: „Матка, людей глядел я Оголтелые, Голодал ые, Грязнотелые. Подковами таково ковко тявкают. У каждого в глазе неба кусок,