Сибирские огни, 1922, № 3

Роль поэта „творца в горящем гимне" по Маяковскому у Третьяксва сво- дится просто к роли словоработника и словоконструктора, мастера речековки на заводе живой жизни, где гнегся, режется, клепается, сваривается и свинчи- вается металлслова. Стихи по Третьякову не результат творческого познавательного процесса в широком смысле, а только словоплавочная мастерская. Восприятие стиха по Третьякову . не греза под обаянием созвучий и на- строений, волокущая пассивную душу за шиворот в страну чудес", а повторное преодоление материала, усвоение приема конструктивного подхода поэта к слову, то есть по Третьякову—восприятие стиха—изучение его, построение со стороны словообработки,—резки, клепки, спаивания слов. • Воспринять таким образом стих, значит отбросить его во имя дальнейших преодолений словообработки. Ставя указанные принципы в основу целей поэта, в заключении предис- ловия Третьяков резюмирует: „Бойтесь вешать стихотворение вечной и нерукотворной иконой в красном углу души. От этого угол коптеет, и живая душа становится скопидомкой— коробкой". Резюме завершается аккордом самоцели творчества Третьякова. „Бег по кремнетропам преодолений, бросание усвоенных форм в котлы новых конструктирований, ежеминутная отдача человечеству своего рабочего напряже- ния—лишь здесь вызревает радость совместного осиливания косности быта, обращающе го вещи в святыни, а людей в вещи". В первом же стихотворении „моей аудитории* бросание „усвоенных форм в котлы новых конструктирований" Третьякова, как в структуре, так в ритме и образах ст^ха, сводятся к перепевам „бега по кремнетропам" Владимира Ма- яковского. Обращаяся к своей аудитории Сергей Третьяков характеризует следую- щими словами: „Жирься угретая вошь, расти В сале наскрябанной перхоти! Славьтесь, о клумбы пошлости! Сытой овцой перхайте! У Маяковского „аудитория" 1912 года, дореволюционная „стоглавая вошь по человеку вытекает обрюзгшим жиром на чистый переулок", на „бабочку поэтического сердца" взгромождается в грязных калошах и без калош. Сергей Третьяков в 1922 году (?!) так же клеймит аудиторию угретой вошью, жиреющей в салг наскрябанной перхоти, только уже не взгромождаю- щуюся „в калошах и без калош" на „бабочку сердца", а перхающею сытой овцою",—Сергей Третьяков славит презрение к аудитории — „Славься мое презрение Солнце, идущее по небу". Под стихотворением дата 1920 г. Перевернутый „вверх ногами" Маяковский чувствуется и в других стихотво- рениях Сергея Третьякова. В поэме „война и мир", где война громоздится в следующих один за дру- гим развертывающихся образах, в 1 а с ти IV поэмы, Маяковский, приемля в себя боль войны, аллегорически дает картину, как он (он не Нерон, Маяковский!) несет к подножию идола обезглавленного младенца. Поэма Маяковского заканчивается восторженным проззрением всех народов, братским об'единением в отказе от войны и верой в приход свободного че- ловека. Стихотворение Третьякова .Мятеж" также громоздит следующие один за другим мрачные ужасы и в нем, после того, как видимо, стали „мятежники жиром почвы", также появляется на сцену ребенок.