Сибирские огни, 1922, № 2

Этот момент ра з рушений цельности духа интеллигенции им изображен бесподобно. Ему с т р ашно: Нель зя с а п ожища, Ск ажите п ожа р ным: На с е рдце г о р ящее лезут в ласках. Действительно, это с т р ашно. Века к о в а л а сь культура, века внедрялись в е е глубокие уюты люди, так прочно, т ак к р е пк о—и физиче ски, и духовно. И вдруг крах. Неминуемый, неи з бежный. Снова духовно и физически—иди а пространство, где нет добро го бога, теплых каминов, уб аюкив ающих дух из „любвей и с о л о в ь е в" всяческих варев. И что остается мудрому и в ещему поэту, если он в этом уюте оставил свою душу, свою субстанцию, как не бе з умно кричать, бе спечно хохотать и отчаянно г а ернича ть и б е з божнич а т ь. Крик последний Ты хоть! О том, что горю, в столетия выстони! И он сверх-неврастеник, он сверх-атеист, он кв а з и - бе з божник: Над всеми, что с д е л а но Ставлю Hihel... Да, это ре волюционер, если хотите, но т а к ая р е в олюция мне, органически ощущающе му и т в ор ящему революцию, с т р ашн а. Нет, Маяковский не ре волюционер, он об е з уме вший до гениальности Епи- ходов, он Мефис т офе ль от мещанства и буржу а з ии, последний е е сын, сьн отца, ко т орый много о б еща л, но с о в е рше нно не оставип на следс тва, кроме „чистой наследственности" Его—по его же с виде т е ль с т ву—„ вых а рк а ла чахоточная ночь в грязную pyKj Пресни*, в б е з во з душно е, бе з религио зное, бе с куль т урное пространство—отсюд! е г о ос трое до безумия, до мировой клоуна ды ощуще н ие своего „я". Это „я" Маяковского, маятник б у ржу а з ных ча сов, да вно у т е р я ло математи ческую верность своего качания, с ошло с линии уз аконенной амплитуды i трагически болтается в бе з во з душном пространстве. В отчаянии, оторвавшийа от буржу а з но го бере г а, стремится он в каком то зверином инстинкте самосохра неиия к революции, к грядущему, к „на ро с т ающему з а в т р а ', но остается в это? ж е з ияющей с трашной пустоте И е го „Об л а ко в шт анах "—э то к рик в з бунтовавше г ося сына буржуа мещанина, ко т орый все и вся посыла ет в черту. И книги, и любов ь, и Бога и смысл,^ и водружа ет с хохотом з л о в ещее „Hi he l ". Но он д е л а ет попытю спасти себя, найти себя, свое з д о р о в ое и ясное. В отчаянии он е ще молш Ма рию да ть ему ощуще н ие „огромной чистой любо ви ", ко т орое заглушило би „маленьких грязных любят", как прокля т ое наследство сидящих потноживотно! горою на его ше е. ^ Маяковский молит да ть е е губ неисцве тшую прелес ть, ибо он, не получив ший наследства, ни ра зу не дожил, не п е р ежил с е р дц ем мая. Он пытался при этом сбросить с себя все о д е жды культуры, все е е > TH £ j т ающие наслоения, подобно тому, как Г е рше н з он мечтает об этом в свои) письмах к Вяч. Иванову в книге „Пе р епис ка из двух углов". Маяковский зде" ока з ался пророком н а р о с т ающе го настроения интеллигенции. Сбросить всю эт) культуру, выр ожд ающуюся в механическую цивили з ацию,—бе з душную и без' идейную, это мечта многих наших буржу а з ных фил о с офо в, почти всех русски фило с офов, начиная с сла в янофилов и кончая Л. Толстым. З в е р ем, птицей, б у к ашк ой бы снова стать, а то просто обнаженны* куском мяса. Вывернуть снова наизнанку свою з в ерино - первобытную cyul ность с е е изначальными радостями о, к а к ое это „ б л аже н н ое состояние—полно' свободы и ненагруженности духа, райской бе спечнос ти"—для з а р в а вше г о ся соб ственника (М. Гершенз он ).