Вся Сибирь со включением Уральской области
на собраниях, волновались; суетились, выносили и предлагали резолюции, имели даже свою прессу, но вниманием в рабочей среде не пользовались. Да и среди мещанского н а селения их влияние было незначительно. Стоит хотя бы вспомнить то смехотворное количество голосов, которое они в Сибири обычно получали на выборах в городские думы и особенно в учредительное собрание, чтобы согласиться, что фактически значение мень шевиков в Сибири равно было нулю. Но в дни благополучно закончившегося мятежа чехо словаков они воспрянули духом, рассматривая себя, как партию, которой по наследию должно перейти руководство над рабочими массами в Сибири. Эту претензию меньшевиков оспаривали, конечно, эсеры. Но слишком кратковременной была радость и меньшевиков, и эсеров. Свободно вздохнувшая контрреволюция скоро воспрянула настолько, что начала ставить в определенные рамки и эсеров, и меньшевиков. Их пресса постепенно бралась под подозрение «в большевистских уклонах», порой конфисковалась и нередко закрывалась,. Рабочие организации взяты были в ежовые рукавицы, рабочие собрания разгонялись. Так было во всех сибирских городах. Исключение составлял только Томск. Этот город считался вотчиной областников и эсеров. Кондовая контрреволюция не решилась поэтому с кондачка ополчиться на этот город своими явными черносотенными устремлениями. И после чехо-словацкого переворота Томск еще надолго удержал свои профорганизации. Эсеры и меньшевики неоднократно делали безуспешные попытки завоевать эти профсоюзы. Грядущая черносотенная контрреволюция, между тем все яснее вырисовывалась на го ризонте. Это обстоятельство, равно как и то, что в тюрьмах, с благословения эсеров, томилось по обвинению в большевизме большое количество рабочих и крестьян, освободить которых существовавшая тогда хваленая демократическая власть была не в состоянии даже и тогда, когда она уже этого захотела, ибо освобождению противились белогвардейцы и черная сотня,—эти два обстоятельства окончательно оттолкнули от эсеров и меньшевиков всех томских рабочих и теснее сплотили их вокруг своих профорганизаций, которые дышали духом большевизма. Единственная рабочая газета, которая в ту пору существовала на территории Сибири, была та, которую издавал Совет Томских профсоюзов. Чтобы открыто демонстрировать свою связь с большевизмом, Совпрофсоюз назвал свою газету «Рабочее Знамя». Контрреволюция пришла в негодование. «Ведь—говорила она—- это то же, что прекратившееся «Знамя Революции»—орган низвергнутой губернской соввласти». Ответственным редактором * «Рабочего Знамени», как бы делая вызов контрреволюции, Совпрофсоюз назначил бывшего редактора «Знамени Революции», Уже это одно обусловливало характер и направление новой рабочей газеты. Понятно, что по условиям тогдашнего времени «Рабочее Знамя» не было газетой строго выдержанной в большевистском смысле. Статьи нередко приходилось писать эзоповским я зы ком. Но боевой характер этой газеты был чисто большевистским. «Рабочее Знамя» была един ственной в Сибири газетой, которая осмелилась критиковать чехо-словаков и взяла под обстрел даже самого Гайда. Газета разоблачала все подвиги тогдашних «усмирителей» и «насадителей порядка», подвиги, которые глубокомысленно замалчивала эсеровская и меньшевистская пресса. «Рабочее Знамя» сыграло большую роль, как организатор рабо чего движения не только в Томске, но и по всей Сибири. Обильно притекали со стороны рабочих пожертвования в «железный фонд», предназначавшийся для покупки типографии, чтобы не быть в зависимости от капризов владельцев. Понятно, что «Рабочее Знамя» было бельмом на глазу контрреволюции, И как только от'явленная контрреволюция окрепла настолько, что смогла безболезненно отмести в сто рону своих бывших попутчиков— демократов из эсеров, меньшевиков и других, так немед ленно же она закрыла газету. Это было немного позднее, но тогда—в июне, июле и даже в августе—«Рабочее Знамя» смело и открыто влияло на рабочие массы в большевистском духе и направлении. Однако тогда уже и для тех немногих большевиков, которые находились пока на сво боде, было ясно, что следует подготовляться к переходу на нелегальное положение. Все указывало на то, что дальнейшую борьбу с контрреволюцией скоро придется вести только из Подполья. И поэтому тогда уже образовалась в Томске первая в Сибири подпольная коммунистическая ячейка. Небольшая это была ячейка, всего пять человек. Душой этой ячейки был М. Рабинович, которого впоследствии колчаковцы зверски замучили в омском застенке. Скромны были на первых порах задачи этой ячейки. Она ставила себе целью
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2