Сатирикон № 7, 1913

ворю же я вами: со мной каждый день что-нибудь подобное случается. — Что же дальше было? — Ничего хорошаго. Факельщики, разумеется, удрали, лошади съ катафалкомъ умчались вскачь—потеха!—а род­ ственники этого летаргииескаго на меня же набросились, и давай меня костить, какъ самаго последняго человека. — За что1же?—удивился мой товарищъ.—Ведь вы, прямо-таки, воскресили мертвеца! —<То-то и оно. Я говорю то же самое. А онъ ко мне потомъ присталь: зачемъ гробъ поломалъ? Зачемъ ногу по­ портили? Вагоновожатый погладилъ усы и свЬсилъ голову на грудь, съ видомъ злейшаго меланхолика. — Теперь вотъ ходитъ ко мне. Триста рублей тре­ буетъ. Трамвайное общество отвертелось съ помощью сво- ихъ адвокатовъ... а у меня адвокатовъ-то нети. Что я теперь буду делать? Ходитъ и ходитъ этотъ кодченотй. Каждый день ходитъ. Я, говорить, черезъ тебя трудоспособность по­ теряли. А вы бы ему указали на то, что если бы не (вы— такъ бы его живого и закопали въ могилушку. Да говорили я ему! Уперся, какъ быки: не твое дело, говоритъ. Можетъ быть, я и безъ тебя бы, когда речи надъ гробомъ начали говорить—проснулся бы. И ноги, гово­ ритъ, были бы целы. Я, говорить... А чтобъ тебя на томи свете такъ таскало! Слышите? Идетъ! Я ужъ по костылю слышу. Пронюхали, что я здесь! Опять будетъ тутъ нюнить, падаль этакая! Действительно, со стороны входа, до насъ донесся отчетливый стуки костыля о каменный поли. Они приближался и приближался... изъ седла, вы подняли крики, подчеркнувъ этими, что по­ страдали, какъ живой человеки. Неудобно-съ! — Ну, хорошо. Если даже такъ,—согласился покой­ ники после долгаго размышлешя.—А гробъ-то они, все-таки, поломалъ? Гробъ-то тоже денегь стоили? —■Но, ведь, онъ вами сейчасъ не нуженъ?! — Да, ведь, когда-нибудь понадобится? — Тогда онъ вами его и купить. Бывший покойники обернулся къ вагоновожатому. — Купишь? Съ удовольствии! — Ну, т о - т о . Ты хоть-бы виномъ-то меня угостили. А то одни отъ тебя только непр!ятности. — Сделайте одолжеше! Восхищенный краснореч!емъ (моего товарища, покой­ ники развеселился и даже легкое nonoôie улыбки,—какъ солнце сквозь облака—прорезало его лицо. *За здоровье ноеорождениаго !—провозгласили мой товарищи. — Ногу они мне только попортили—вотъ жалко! — Ничего! Одни появляются на свети БожШ безъ зу- бовъ и волосъ—друпе безъ ноги—такова воля Зиждителя. — Ура!—'крикнули вагоновожатый. Было весело. Между моими товарищемъ и покойникомъ наметился уже легкш абрисъ будущей дружбы. Когда мы, расплатившись, неуверенно брели по узень­ кой улице, я сказали вагоновожатому на его образномъ языкё : — Акчиниокопъ иламолу! Ех-ех! — Обисапсъ,—съ чувствомъ ответили вагоновожа­ тый, пожимая мне руку... II. Покойники выглядели еще не старыми мужчиной, съ желтыми лицомъ и брезгливо выдвинутой нижней губой. Поди мышкой онъ держали костыль. Голоси имели скри- пучШ, ворчливый. — А! Вотъ оно что! Вы тутъ вина распиваете, шаш­ лыками закусываете — лучше бы денежки мои отдали. А пр!ятелей шашлыками пичкать можете тогда, когда свобод­ ный деньги будутъ. Эй, вы тамъ—потише!—грубо крикнули я.—Чего вы пристаете къ этому почтенному человеку? Что вами надо? — А это вы видели ? —<указали они на ногу.—Тоже они мастера людей зря калечить. «Людей», — презрительно расхохотался вагоново- жаIый. Тоже человеки выискался! Въ гробу по улицами раскатывает». — Все равно, брать! Давить никого не полагается. - Если вы покойники, такъ нечего ко мне приставать, а если не покойники, то сами могли бы лошадьми править. Небось, я звонки-то давали. — Ну, такъ что-жъ, что давали? А вы разлеглись, и въ усъ не дуете. Трамвая нужно остерегаться. Последнюю фразу вагоновожатый произнеси крайне нравоучительно. Вы, братецъ мой, разсуждаете, какъ глупый чело­ веки: если бы я моги сами править катафалочными лошадьми1, кто бы, какой бы дураки, повези меня на кладбище. — Ну, а если вьг покойники, то и нечего было просы­ паться! — Я не виноватъ, что у меня летаргичесшй сони. А вы ужъ обрадовались, думаете—всякаго летаргическаго мож­ но трамваемъ давить? «Триста рублей», — пожали плечами вагоновожа­ тый.—А то, что меня со службы выгнали и жалованье въ штрафъ удержали;—это кто мне заплатить? — Виноватъ,—перебили мой товарищъ, очень разсу- дительный ч:еловекъ.—Скажите, господинъ вагоновожатый, а если бы вы налетели на настоящего покойника,—васъ бы тоже уволили? — Въ томъ-то и дело, что тогда бы не уволили! Мало- ли какой человеки на погребальную процесс™ наехать мо­ жетъ. А тутъ уволили за то, что живого человека изувечили. Все-таки—скандаль, разговоры! Въ такомъ случае, милостивый государь,—серьезно сказали мой товарищи, обращаясь къ покойнику.—Вы сами и виноваты во всеми происшедшемъ. Вами не нужно было просыпаться. Вы сами понимаете—не большая беда, если п о к о й н и к а немножко изувечатъ. А вы сделали очень некрасиво—къ рельсами подъехали, крадучись, втихомолку, какъ покойники, а потомъ, когда васъ, такъ сказать, вышибли Вотъ вами ¡и жизнь! Ей-Богу, ни одного слова не прибавили, не убавили. Честное слово. АркадШ Аверченко. ПЕРЬЯ ИЗЪ ХВОСТА. Рецензентъ «Бессарабск. Жизни», подписывающейся «Какое-то кресло» (?!),—захлебнулся: — Она поетъ, какъ соловей. Ея голрсъ, какъ брил.йаптъ. Р у ­ лады прозрачны хрусталя и гораздо чище, чпмъ онъ. Быть взятымъ живымъ па небо, быть можетъ, и есть иносказате лицъ, слыхавшихъ тате голоса. Дочь неба. Жрица искусства!.. Приводить полностью это стихотвореше въ прозе, къ сожале- нш, невозможно. Но нельзя не процитировать неожиданный конецъ этой рекламы: —- Кто же, наконецъ, она? Кто? Рдть эта волшебница? Кто? Кто? Кто? Какъ кто? Да неужели вы не знаете, что черезъ два дня она сама, Ванъ-Брандтъ, будетъ у насъ?! Сама Ванъ-Брандтъ!!! Если вы не знали этого, то притворитесь, что еще недтьлю тому пазадъ купили билетъ на ея концертъ. Кто больной «соловей»: Ванъ-Брандтъ или рецензентъ? Говорятъ: соловья баснями не кормятъ. Это верно. Бго буттербродами кормятъ. ** Две харьковскихъ газеты (не называемъ ихъ, чтобы въ ко­ нецъ не сконфузить) такъ переводятъ заголовокъ французской га­ зеты «Temps»; — Темпсъ. Можетъ быть, нужно писать такъ: «темпъ-съ»?.. ФранцузскЩ языки—трудная вещь. Пишется «бюреауксъ», а читается—бюро. Недаромъ, одна одесская газета вызвала какъ-то къ жизни таинственное слово: — Тадате (русскими буквами). Кто догадается, что это—редкое во французскомъ языке су­ ществительное: мадамъ. В. Буренинъ такъ привыкъ ругаться, что даже пословицы применительно къ своему языку, переделываетъ. Есть такая: «рыбаки рыбака видитъ издалека»; а Буренинъ пишетъ въ «Критическихъ очеркахъ»: — «По грубой, но меткой русской пословице: «дуракъ д\- рака видитъ издалека» и т. д. По рецепту Буренина, можно употребить ташя руссюя по­ словицы: «дареному болвану въ зубы не смотреть»; «семеро и^о- 10БЪ одного мерзавца не ждутъ»; «повадился наршивый кувшинъ ™ Т ЗНУЮ ®0ДУ ходить, тамъ ему, негодяю, подлецу, чтобъ они лопнулъ, анафема,—и голову сломить, чортъ его подери» шепшуться на vuv/iodxcmc о средстве противъ беременности: Женщины! Потребуйте аппаратъ противъ беременности много лтьтъ испытанный профессоромъ Брауномъ ( ' ) ’ и кого этоеМубеДРи°тФъ?ССОРЪ На Се№ ИСПЫТЫВае1Ъ женск1я лекарства Пословица по Буренину: «что немцу чортъ его полепи ял» рово, то русской идютее-женщине—смерть». Р дери,—зд