Советская Сибирь, 1999, № 139
:3 V Р О предстоящем закрытии шахты все знали давно, но надеялись, что беда пройдет как-нибудь стороной и все будет по совести, по уму, а не так, чтобы по живому резать. Этот наивный расчет не оправдался. Беда нагрянула со всей свирепой бес смысленной жестокостью. Шахту за крыли даже раньше назначенного срока. Обреченно охнул поселок, вся жизнь которого была связана с шахтой. С собрания, где объявили роковое из вестие «...по решению правительства шахта закрыта как нерентабельное и экономически невыгодное предприятие угольной промышленности...», мужики расходились понуро, как пришиблен ные. С горя решили напиться. Всей бригадой. Пошел с мужиками и Павел. Оставать жили: каждый год тебе путевку профсо юз... Санатории, курорты, на худой конец — дом отдыха. — «Думали, что счастье будет вечно», — так в песне поется, кажется... — Ладно, хватит вам про курорты вспоминать. Что делать-то будем, мужи ки? Вот о чем думать надо. — А пусть начальство думает... Нам пока пособие положено то ли год, то ли полгода. Подождем. Начальство пусть думает. — На них надежа плохая, на начальст во-то. Самим надо что-нибудь марако- вать-кумекать. Банка опустела, выпивка кончилась. — Может, еще сгоняем к бабке Дуне? — Да нет, бесполезно, не даст. Она предупредила. — Даст! — упрямо буркнул Виталька белин. — Какие мы иждивенцы! Мужи ки, вы гляньте на свои руки: у нормаль ных людей пятки мягче, чем у нас ладо ни. Все с хмельной покорностью стали рассматривать свои заскорузлые мозо ли, показывать друг другу. Сколько ни сиди с друзьями по не счастью, а домой идти все равно придет ся. Беды не пересидишь. Павел шел, пьяно пошатываясь, по ве черним улицам поселка. Идти было да леко и непопутно с остальными, в За речье- Мысли опять повернули на старый, сотни раз пройденный круг: как быть, чем жить. Хорошо, хоть не семеро по лавкам у них с женой: одна дочка, уже взрослая, успела выучиться при социа лизме бесплатно. П О Ж И В О М У . . . и побежал-таки. Пока ждали его, молча курили. Он вернулся не скоро, достал из кар мана линялой куртки-штормовки пол- литровую бутылку. — Тебя только за смертью посы лать! А принес-то! Хорошо, нечекуш- ку! — посыпались упреки на его вих растую, белобрысую голову. Он слабо оправдывался: * — Уговаривал подлую! Не дава- ^ ла. Пришлось часы оставить в залог. — Что, и под «честное шах терское» не давала? — Сказала, что в чест ность не верит, и шахты, го- ворит, уже нет. Отвыкайте, X ся наедине с бедой никому не хотелось, а домой, где тревожно ждали кормиль цев жены и дети, все уже понимающие, ноги не шли. Послали гонцов к поселковой шинкар ке, самогонщице тетке Дуне, а Виталик Лапин сбегал к жившим неподалеку ро дителям за немудреной закуской. Расположились на заброшенной стро ительной площадке, где давным-давно, еще при социализме, начался знамени тый на весь район «долгострой» — стро ительство грандиозного по областным меркам Дворца культуры с аж тремя зрительными залами, зимним садом, фонтанами, бассейном и спортзалом. Там, на заросших бурьяном железобе тонных плитах и фундаментных блоках, и разместились. Коллектив в бригаде был устоявший ся, как говорится, спаянный и споенный. С привычной деловитостью кто кромсал хлеб, кто резал сало, кто разливал по стаканам самогон. Выпили по первой, слегка перекусили, и — словно только и ждали этого — все разом заговорили о главном, о том, что мучило и тревожило каждого все это время. Говорили о за крытии шахты-кормилицы, проклинали и московских, и местных начальников, ругали нынешние времена и перемены. Понемногу разговор стал более связ ным. — Закрыли, гады, по-ударному, по- стахановски, на шесть месяцев раньше срока. — Кому это надо было?! В таком деле зачем торопиться-то?! — А где рабочие места, что обещали? Куда нас всех рассуешь? — Ну человек двадцать на мельницу возьмут, пятнадцать — на пилораму, тридцать — в пожарку, десять — в гараж... А еще двести человек куда? Ведь у каждого семья. — Еще полсотни человек, вроде, в мя соперерабатывающий цех возьмут, — вспомнил Виталик неуверенно. — Ну, то когда еще будет он, цех этот! — Кстати, туда на стройку можно хоть сейчас устроиться... — А заработки там какие, ты знаешь? — Пока обещают рублей шестьсот... — Курам на смех! — Уж лучше пособие получать, пока дают... — Вот жизнь! Выгоднее не работать, чем работать. Черт знает что! — Нарочно не придумаешь! Плесни- ка, Петро. — Я вот что скажу, мужики, — сказал, разливая по стаканам, обычно молчали вый помощник бригадира Петр Забелин. — Лишние мы получаемся. В своей ро дной стране лишние! Выпили еще. Помолчали. Захмелев ший быстрей и сильнее остальных, Вита лик вдруг брякнул, обращаясь к двум мужикам постарше: — Вам, старикам, хорошо. Взять хоть тебя, дядя Миша, — пенсия, считай, в кармане. Не пропадешь. Да и тебе, Федор Степанович, хорошо: инвалид ность успели оформить... Неловкую тишину прервал вступив шийся за стариков Павел: — Что ж хорошего? С силикозом-то! Вся пенсия на лекарства уйдет... — Ну все ж таки, — смутился «завис тник». — А нам-то, молодым, как сейчас жить? Даже силикоза не заработали, во обще никакой холеры не заработали. Куда податься? В город? Кому мы там нужны, что мы умеем, что знаем, кроме своего шахтерского дела! — Мужики, а помните, были времена: и почет, и уважение шахтеру, да и не только шахтеру — вообще рабочему че ловеку. — Что и говорить, куда как с добром говорит, пить, раз денег нет, мужички... Разлили принесенную поллитру. Вы пили. Закусывать было уже нечем. Все больше распаляясь, вспомнили и Гайдара, и все недоброй памяти переме ны последних лет, о партиях, о выборах. — А что толку в этих выборах! — вдруг взвился разъяренно молчавший до этого напарник Павла Геннадий Зуев. — Выбираем, выбираем, а кто у власти-то? Опять все те же! Посмотришь по телеви зору на их лоснящиеся хари и только и думаешь: «Кто просил-то вас, нечисть вы проклятая, делать все это? Откуда вы взялись на нашу голову! Откуда вы взя лись, откуда выплыли?!» Скрежетнув зубами, каким-то пьяным стоном зашелся он. — Черт с ними! Не заводись, Гейыч, — попытался успокоить его Павел. — Мы тоже хороши. Когда еще со всем смири лись... Только-только начиналась эта бо дяга с закрытием шахты. Бороться надо было. А мы, как бараны, шли куда ведут. Думали переждать, перехитрить. Вон, Серега тоже думает, что всех обхитрил: •умыкнул с шахты пяток электродвигате лей да кабеля смотал. — А что ж! Свое беру! Недополучен ное, недоданное прохвостами этими... Они вон'всю страну разворовали! — ог рызнулся Сергей Гринев, работавший электриком. — Нет, все-таки неправильно мы жили, о завтрашнем дне думать не хоте ли, не думали. — Кто ж знал-то?! Кто думал, что будет такое?! — чуть не разом закрича ли все. — Надо было думать. А то мотоциклы, машины в каждом дворе, а домишки — веретешком разворошишь! Все сплошь развалюхи, барачишки казенные. По- строиться-то нам кто мешал? Деньги были. А мы все ждали, пока жилье бес платное от шахты получим. Иждивенцы мы, что и говорить. — Не согласен! — пьяно возразил За Он вспомнил, что дочка завтра долж на приехать из Новосибирска попрове дать их; вспомнил, почти застонав, свою боль и свой стыд: девчонка фактически была кормилицей им с женой весь пос ледний год, как на шахте начались за держки с зарплатой. Работала дочка в банке, даже успела заработать квартиру. Замуж, правда, не шла, хоть и была уже пора — двадцать пять лет как-никак. Но у них там, видно, мода другая, городская — не торопятся. Пока он добрел до своего дома, не много протрезвел. Жена, взглянув на него, не стала скан далить и ругаться из-за очередной вы пивки мужа, спросила только: — Ну что, Паша? Все? Закрыли? — Закрыли, — отозвался он глухо и, кое-как раздевшись, упал на диван. Его жену звали Ниной, работала она до сво его в прошлом году сокращения в столо вой при шахте и теперь переживала за мужние дела, кажется, еще больше мужа. И, понимая все, она промолчала в этот раз насчет выпивки, пересилила себя, хотя в последнее время, видя, что к добру дело не идет, хоть от водки хотела спасти семью. Вместе с другими шахтер скими женами воевала с Дунькой-само- гонщицей, даже била ей окна в сердцах. Да и понятно: чего не сделаешь, чтоб от вадить мужа от зелья. Хозяин пьет — всей семье горе, дому — разоренье. Утром Павел проснулся рано, чуть за брезжил рассвет. Голова похмельно бо лела. Во рту стоял омерзительный си вушный перегар. Павел подошел к умы вальнику, с отвращением глянул в зерка ло на свою помятую физиономию, высу нул язык, распухший, сухой и шерша вый, как наждак. — Похмеляться не буду! — вдруг твердо решил он. — Все! Отпил свое. Сколько можно?! Простая и ясная истина, что ни одну проблему выпивкой не решить и даже не облегчить и не отсрочить, — эта про стая, давняя истина встала перед ним от крыто и беспощадно. — Мать, а мать! — позвал он жену, словно ища поддержки. — Чего тебе? — настороженно вы глянула та из спальни, готовая к отпору (она подумала, что он попросит похме литься). — Знаешь, что я думаю, Нина, брошу- ка я это дело, — и пояснил, видя ее не доуменный взгляд, — ну, выпивку, пьян ку то есть... Дочке-то не шибко расска зывай, как я тут в последнее.время... — Дак ты особо-то и не пил, чего на себя наговариваешь. В сравнении с дру гими, ты у меня — ангел... — Голову не пропивал — это верно, — согласился с ней Павел. — Нои мимо рта не проносил. Разве не так? Что мол чишь? — Ой, Паша, это я от радости. Пра вильно ты решил. Ну ее, водку прокля тую... Павел задумался о своем. Чем зани маться, к чему приложить свои руки и го лову? «На месяц-полтора поеду к своя ку, в тайгу, в Присалаирье. Давно зовет. Буду черемшу драть, папоротник-орляк, по хозяйству Семену с Ольгой помогу. Отдохну, развеюсь. А что потом? Ого родничать? Так земля у нас в поселке скудноватая, не прокормиться от земли. Авось еще чего придумаем. Кролей за ведем. Пяток ульев. Не жили богато — не будем начинать. Проживем как-ни будь. У нас не семеро по лавкам. И еще рисовать буду, привык уже. А и отвыкать незачем... Дочь приехала утренним автобусом. За завтраком было по-семейному хо рошо, ясно, спокойно, светло. — Как у вас хорошо! — щебетала Ма рина. — Вы бы знали, как я там, в горо де, скучаю порой. — Так возвращайся, дочка! — шутей но предложили в один голос Павел с Ниной. — И здесь не остаться уже, — про должала дочь, как бы не слыша их пред ложения. — Через два дня заскучаю, в город потянет. — Да, папа, те твои картинки я пове сила, — очень хорошо смотрятся. Дев чонки просили привезти и им. Только рамки просили посолидней сделать. А три штуки я уже продала. Вот деньги. Пятьсот рублей. — Ого! Ты что, смеешься над отцом? — Какой смех! У нас на метро «Крас ный проспект» продают в сто раз хуже и дороже намного... Слушая рассказы дочки о городской моде украшать квартиры картинами, так и не поняли родители, то ли она приду мала тактичный способ помочь тяготя щимся ее помощью родителям, то ли и вправду продала она отцовы немудря щие натюрморты и пейзажики, отмечен ные, впрочем, наивным удивлением ав тора перед красотой мира, какой-то дикой прелестью. Снаружи задорно загавкал Трезорка, полудворняга-полуовчарка. Через мину ту в комнату, где они чаевничали, загля нул Сергей Гринев, поздоровался и, за говорщицки подмигнув Павлу, вызвал его на веранду. — Чего тебе? — спросил его Павел хмуро. — Ты как? — В каком смысле? — Брось придуриваться! Болеешь с похмелья? Как голова? Гудит? — Немного. — Хочешь подлечу тебя. Пойдем, у меня заначка есть. — Нет, спасибо, не надо. — Ты что, обиду какую на меня име ешь? Брось, я вон на тебя не обиделся, когда ты меня вчера вором обозвал. — Нет, я не поэтому. Просто хочу по пробовать завязать с этим делом, с пох мелками, с пьянкой короче... — Ух ты, — непритворно изумился Сергей. — Даешь, Павлуха! Ну попро буй. Попытка не пытка и испыток — не убыток. — Да нет, я всерьез. — А получится? — Получится! Все у нас получится! — он хлопнул Серегу по спине, выпроважи вая его, и вернулся к своим. Жена, взглянув на него, все поняла и засияла счастливой улыбкой. Довольный собой, Павел долил себе чайку и, смачно прихлебывая, стал пить из своей голубой чашки. «Ведь как все ясно, — думал он. — Бросить пьянку, не топить проблемы в стакане, не искать их решения на дне бутылки. Остальное... приложится». Евгений ПРОКОПОВ. г. Новосибирск. НИ Ж партнер
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2