Сибирские огни, № 12, 2021

181 ЕЛЕНА ЕЛИНА «На холсте совершается таинство»: о двух книгах Светланы Кековой раженное гражданственное звучание, когда поэт делится, например, своей непреходящей болью по поводу украинских событий: В Киеве уже цветут каштаны, с мостовой дождями смыло кровь. — Ты мне, друг, для каждой новой раны по свинцовой пуле приготовь. Свой путь в поэзии Светлана Кекова видит как преодоление зазора между словом сказанным и несказанным. Для поэта исключительно важны- ми оказываются не только предметные субстанции, для которых привычно словесное обозначение, но и трансцендентальные абстракции, укорененные в молчании: И ты, дитя мое, звучанье, моя горчайшая строка, лишь ты узнаешь, что молчанье хранится в недрах языка, что в безъязыком подземелье, в подвалах брани площадной любовное таится зелье, доступное тебе одной… Мотив продуктивного молчания для поэта — один из самых важных. Молчание, по Кековой, это тайник, рождающий целый мир вместе с язы- ком, этот мир объясняющим. Как взаимосвязаны в художественном созна- нии мысль и слово, столь же неразлучными оказываются связи времен. По- эту удается почувствовать действительность через пересечение прошедшего и настоящего с ненавязчивым обращением к будущему: «Нет уже ни про- странства, ни времени, / ни страданья, ни языка». Поэзию Кекова уподобляет манипуляциям с разными видами прошед- шего времени: Ни о чем не спросит и, видимо, не простит… Имперфект скрежещет, аорист — благовестит, а поэт из них второпях сколотил строфу, где таится жизнь, словно детский скелет в шкафу. Что же это было? Страдание? Страсть? Аффект? Утекло, ушло, превратилось в плюсквамперфект, в золотую пыль, в неземную — навеки — синь, в ледяной санскрит и в литую, как сталь, латынь. Замолчишь, заплачешь, откроешь на миг окно — там уже струится влажное волокно, а в твоей постели, презрев наготу и стыд, не добившись цели, прошедшее время спит.