Сибирские огни, № 12, 2021

149 МИХАИЛ ХЛЕБНИКОВ «СИБИРСКИЕ ОГНИ»: «НАСТОЯЩЕЕ», БУДУЩЕЕ И ПРОЛЕТАРСКИЕ ПИСАТЕЛИ ный деятель — Николай Бухарин. Он в сознании многих остался как «пра- вый уклонист» — защитник крестьянства, автор известного лозунга «Обо- гащайтесь!». Открываем его брошюру «Злые заметки», выпущенную в 1927 г. Цель публикации заявлена сразу: дать «хорошенький залп по есе- нинщине». Автор для объективности признает талант поэта. Ему сразу на- значается литературный двойник. Им становится Барков. Сопоставление становится основой для вывода: «Есенинщина — это отвратительная на- пудренная и нагло раскрашенная российская матерщина, обильно смочен- ная пьяными слезами и оттого еще более гнусная». От эстетики Бухарин тут же переходит к политическому моменту: «Идейно Есенин представляет собой самые отрицательные черты русской деревни и так называемого “на- ционального характера”: мордобой, внутреннюю величайшую недисципли- нированность, обожествление самых отсталых форм общественной жизни вообще». Помимо личных эстетических пристрастий большую роль в литератур- ной политике играл общекультурный водораздел. Позволю себе небольшое общетеоретическое отступление. Как происходит смена культурных эпох? И по каким признакам мы можем судить о произошедшем переходе? Один из главных маркеров — обнуление предыдущей эпохи. Все, что было зна- чимым и ценным, объявляется устаревшим и даже опасным. Средневековье начинается с отрицания античной культуры — языческой и греховной. Уже средневековый культурный код обнуляется Новым временем. На материале русской культуры это хорошо видно на формировании того, что мы называем ее золотым веком. Если брать литературу, то она состоялась, утвердилась в сознании через отрицание русской литературы XVIII века. Чтобы Пуш- кин или Лермонтов приобрели статус классиков, нужно было вычеркнуть условного Сумарокова или Хераскова. Причем вычеркнуть буквально — из учебников и хрестоматий, освободив в них место для «новых классиков». Интересно, что в качестве механизма «обнуления» использовались ирония и осмеивание. Практически вся русская литература XVIII столетия символи- чески отразилась в ставшей комической фигуре графа Хвостова — не просто графомана, но сгущенного образа литературы прошлого. Революция претендовала не только на (если говорить марксистским язы- ком) смену общественной формации. Логично предположить, что появится новая культура — музыка, живопись и, конечно, литература. Но тут воз- никает большая проблема. Чтобы понять, увидеть ее предметно, обращусь к воспоминаниям Горького о Ленине. Читаем: «Как-то пришел к нему и — вижу: на столе лежит том “Войны и мира”. — Да, Толстой! Захотелось прочитать сцену охоты, да вот, вспомнил, что надо написать товарищу. А читать — совершенно нет времени. Только сегодня ночью прочитал вашу книжку о Толстом. Улыбаясь, прижмурив глаза, он с наслаждением вытянулся в кресле и, понизив голос, быстро продолжал: — Какая глыба, а? Какой матерый человечище! Вот это, батенька, ху- дожник… И — знаете, что еще изумительно? До этого графа подлинного мужика в литературе не было. Потом, глядя на меня прищуренными глазками, спросил: