Сибирские огни, № 12, 2021

122 володя злобин Люциферин и ковидла: инактивированный вирус российской архаикИ нас холерной пандемии; но вряд ли возможно ручаться за наше дальнейшее благополучие» 13 . Ручаться и вправду не пришлось: как ни высмеивало население болезнь, смертность от холеры в Томске составила 21,8 на 1000 жителей 14 . Народное лечение холеры описал волостной писарь Тобольского округа. По его словам, «в первое время появления холеры, знахари просто-напросто вздумали было отшучиваться от нее». Затем внутрь принималась перцовка, деготь, просто водка, водка с дегтем и особенно вино с дегтем. Далеешел черед бани: «Очень часто место лечения больных представляла жарко истопленная баня. Там усердно шли натирания водкой, уксусом и употребления всего этого внутрь, хотя результаты получались все те же». И лишь потом, «на самом заднем плане лечения, фигурировала уже со всеми своими атрибутами сама медицина, подвергавшаяся, к сожалению, почти на каждом шагу самому грубому и беспощадному игнорированию». От заезжих врачей прятались, портили им лекарства и избегали госпитализации 15 . Лечиться предпочитали иначе. В селе Каштакском захворавших отпаивают водкой с дегтем и соком редьки, после чего «укладывают в корыта, употребляемые для стирки белья, обливают теплой водой, а затем трут крапивой также с водкой и дегтем» 16 . Крестьяне могли и вовсе прятать инфекционных больных, как это произошло в томжеТобольскомокруге, где знахари пригрозили «обывателям, что если они будут слушаться врача и употреблять данные им лекарства, то больные умрут» 17 . Порча колодцев, добавление яда в пищу, убийство порошками и снадобьями — то, что в традиционной общине приписывали ведьмам и колдунам, в эпоху модернизации стало ассоциироваться с врачами. В свою очередь, власти еще с 1830 года, первого холерного года в России, пытались объяснить населению опасность нового заболевания. Одновременно с мором в России вышло лубочное сочинение писателя Александра Орлова, где в доступной аллегорической форме рассказывалось о «тысячекрылой» холере. Текст не обошел стороной и народный ответ на противоэпидемические меры: «Ой, боюсь! Не посадили бы в колымагу; не надобно холеры, не хотим лекарей!» 18 Вплоть до земской реформы 1864 года врач был почти не знаком деревне, да и после реформы ситуация не сильно-то изменилась: «Но фельдшеру трудно было выполнять свою обязанность, — народ к нему мало имел доверия, и лекарства, даваемые больным, большею частью оставались не тронутыми, или выливались куда-нибудь. Крестьяне и в нехолерное время почему-то подозрительно смотрят на лекарей; они скорей обратятся за помощью к какой-нибудь старухе знахарке в случае нужды, нежели к лекарю. У некоторых из них из каких-то источников составились до невероятия дикие 13 Телеграммы // Сибирский вестник. № 70, 1892. — С. 1. 14 Судаков А. И. Холерная эпидемия 1892 г. // Известия Императорского Томского университета, 1895. Кн. 8. — С. 118. 15 Хроника // Тобольские губернские ведомости. № 37, 12 сентября 1892. — С. 22. 16 Хроника // Тобольские губернские ведомости. № 34, 22 августа 1892. — С. 18. 17 Корреспонденции // Тобольские губернские ведомости. № 8, 24 февраля 1893. — С. 113. 18 Орлов А. А. Встреча чумы с холерой, или Внезапное уничтожение замыслов человеческих: Московская повесть. М., 1830. С. 18.