Сибирские огни, № 11, 2021

32 * * * Женщина на девятом месяце, словно сиреневый дирижабль измятого хлопка, усталого тела, ждет, пока ее лампочка не загорелась, ракета не полетела. Лежит на песке, как подводная лодка, как невиданная планета, пока дитя ее смертной тени долиной идет, прорастает к свету. Пока дитя ее с тысячей демонов сражается, закрывая ангелов своих ладошкой, она как легкая дудочка пустотелая, ей в раздутые ноги ложится кошка. И такая ласка у человечьих рук, и такое у кошки космическое мурчанье, что дитя из ледяного своего молчания, потоптавшись нелепо, выходит на божий звук. * * * Те, кто с самого детства возятся со зверьем, больше знают о смерти, потому что видят ее очень часто, остаются с ней один на один: вот подбитый сизарь лапки скрючивает у груди, и они становятся — веточки, непрорастающие ростки. Вот тогда ты и понимаешь, как стенки ее тонки, воды ее горьки. А потом привыкаешь и, уже не боясь ничуть, в одеяло игрушечное, в рубашку запеленав, зарываешь их в землю, как сажают вишню и алычу — невесомые, окостеневшие семена. * * * И пока собачья звезда на горизонте, собачье время, ветер пахнет полынью, а еще вишневым вареньем у жилья человечьего, а еще дорогой и дымом, говорит: расти резедой, теки туманами голубыми. Говорит: кто идет на улицу рано да на Ивана, тому будет заря рассветна, роса медвяна, тому будут добрые вести да яблони ветка, а ты сиди себе, лежачий камень, глупая девка, ленивая женка, застрявшая в маленьком, человечьем, — не тебе холодные реки, шершавые речи, валуны, лиловые от лишайника и заката, — сама себе неумеха. Сама во всем виновата. МАРИЯ ФРОЛОВСКАЯ ПОЗДНИЕ ЯБЛОКИ