Сибирские огни, № 11, 2021

20 ГАЛИНА КАЛИНКИНА КВАНТОВЫЙ ДЕНЬ кали, мне казалось, думаем об одном — как наверху перед работающим телевизором умирает девушка в зеленых шлепанцах. — Тяга к французскому пошла с няни. Те песенки, которые она пела, не помню. Отложилось, что танцую под ее прихлопы и чужую речь, но ни куплета не могу повторить. А Стелка уже и саму няню не помнит. Мама думала, в Красково нам лучше будет: сосны и все такое. Но не получила «добро» на меня — я рос недостаточно образцовым для бабушкиной мо- дели воспитания. Обо мне говорили — дурная наследственность. Разре- шили только сестру привезти. Ее еще надеялись воспитать в духе Цыбки- ных, а меня считали отравленным традициями пермяцкой родни — это по маминой линии. Кстати, бабушка сильно ошиблась тогда. Повзрослевшая Стелка им всю цыбкинскую парадигму порушила. — Поставила движения? — А то. Они потом все по ее сценарию и двигались. Ну ты видел сеструху. Шпингалет, а заправляет голиафами. — Да, запоминающаяся девушка. И глаза. Как Анютины глазки. — Анютины? Глазки? — Цветы такие. — А... Так я тогда в городе остался. Родители на работе. Отца вижу только по выходным. С мамой вдвоем живем, но ее нет до вечера. И весь день я сам по себе. Окна велено не открывать, а как не открывать? Лето. Душно. За окном молоко, не туман, а смог. Еще помню, просыпаюсь, глаза не открыл, а в носу щекочет. Гарью несет. И думаю, а вот мог бы и не проснуться. Я тогда впервые испугался слова «смерть». Кашляют все вокруг или молчат. Во дворе тихо стало, вот как сейчас. Только тогда ти- шина днем и ночью стояла. Разъехались люди. На дачах легче казалось. Хоть и туда дымы приползли, да на земле полежать можно, крыжовни- ком подышать или малиновым листом. А у нас тут скорые то и дело во Вторую градскую носились. И во двор к нам приезжали: за стариками. Тогда, говорили, труповозок в Москве не хватало: в сутки мерло больше, чем за ними приехать могло. — Интересно, когда наша приедет. Неудачно я ляпнул. Юлик осекся и снова замолчал. Из окон доносился звон посуды. Пуговиц на пальто оставалось все меньше — свет на кухнях гасили. В квартире справа от подъезда, видать, уже спать легли. А слева створки окна настежь, слышны детские голоса, и кажется, пахнет краской. Но тут не уверен, потому что из-под моего во- ротника, чуть покрутишь головой, тут же всплывает запах гниющей пу- повины после окота овцы. Иногда в ярком свете левого окна появлялась девушка, что днем ходила в бумажной пилотке. Под ее руками гремела струя воды о пустое дно чайника, громыхали кастрюли. Иногда она мель- ком поглядывала на нас, но быстро исчезала в глубине комнат. Черная кошка, что давеча бросилась под ноги, теперь восседала на подоконнике кухни, как местная предводительница, охотница, предвкушающая свой час. Кошка, похоже, следила за каждым движением двух человек в оди- наковых позах: с локтями на коленях и сомкнутыми в замок кистями рук.