Сибирские огни, № 11, 2021

182 АСЯ ПЕКУРОВСКАЯ ПОРЯДОК СНОВ психическом аппарате, которое я до сих пор держал при себе», — писал Фрейд Флиссу. Романы Глеба Шульпякова чудесным образом попали в «волшебный блок- нот» Фрейда. И если можно поймать какую-то стабильную мысль в калейдо- скопе снов автора, этой мыслью будет поправка к формуле Ольги Токарчук, которая читается так: «Пространство убивает время. Просто съедает его, как гусеница — листик». Но почему? И как? Пояснение нам даст… Винфрид Георг Зебальд: «…время вообще отсутствует как таковое… в действительности су- ществуют лишь различные пространства, которые входят одно в другое в со- ответствии с какой-нибудь высшей стереометрией и между которыми живые и мертвые, смотря по состоянию духа, свободно перемещаются, и чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что мы, те, что пока еще живые, пред- ставляемся умершими нереальными существами, которые становятся видимыми только при определенной освещенности и соответствующих атмосферных усло- виях». Каждая эпоха завещает потомкам некий заветный код. Начало прошлого века, века модернизма, оставило нам в наследство код зауми и абсурда. Мы же готовим для потомков «онейрический» (сновидческий) код. Этому коду подчи- няют свои фабулы наши любимые писатели. Фабулы их рассказов фрагментар- ны, как и сны, но фрагменты эти не взаимодействуют по принципу констелляции, а перетекают один в другой, не оставляя швов. И именно поэтому все творчество одного автора оказывается подчиненным одному онейрическому коду. …Где-то между Москвой, Одессой и Стамбулом Глеб Шульпяков сочиняет первый роман «восточной трилогии» — «Книгу Синана». Знает ли он, что пи- шет трилогию? Вряд ли. Путь в Стамбул лежит по воздуху, с ночевкой в Одессе. В гостинице «Красная» висит «старая карта Черного моря с промерами глубин и рисунком береговой полосы». Герой «долго изучал ее, пока наконец не заметил отражение собственного лица» — и «острова, заливы, дельты, вся география разместилась на моей физиономии». Перед нами тот самый момент, когда два романа, следующие за «Книгой Синана», уже приснились автору, они уже пре-прочитаны на этой застекленной карте. И тут снова всплывает имя Набокова. И Набоков, и Шульпяков пишут свою «Книгу жизни», перенося из одного романа в другой одних и тех же персонажей, а иногда и целые эпизоды. Один такой эпизод из «Книги Синана» перенесен в «Цунами». Но что значит «пере- несен»? Ведь каждое «перемещенное лицо», попадая в новый контекст, выпол- няет новую функцию. « В один из последних дней ноги занесли меня в тихий переулок где-то на задах Святой Софии. Как называлась улица? Куда вела? Не знаю. В стене, увитой плющом, виднелась узкая лестница». Так в «Книге Синана» начина- ется знакомство, которому не суждено состояться. Но имеет место и другое: «Я окунулся в работу, стал спешно заканчивать книгу. Но странное дело, финал, каким он задумывался вначале, отказывался ложиться на бумагу. Сюжет… стал выглядеть вычурным. Глупым! Один, другой варианты — все летело в корзину. И тогда я понял, что писать развязку нужно по-другому. Поскольку ни один хитроумный сюжет, трижды разукрашенный деталями, не сделает мой роман убедительным, если в нем не будет подлинного чувства». Эта «подлинность» чувства отнюдь не зачеркивает вымысел. «И знаете что? — продолжает рассказчик. — Эта вымышленная ночь получилась убеди-