Сибирские огни, № 11, 2021

163 ВЛАДИМИР ТРОШИН СЕМЕЙНЫЕ ХРОНИКИ это была всего лишь брошюра о гигиене и санитарии. Папаша был отчаянный курильщик, курил самосад (махорка была роскошью) и весь провонял табачным перегаром — от желтых усов до желтых ногтей, а все газеты уходили на цигарки и «козьи ножки». Алексей приобрел стойкую неприязнь к табаку на всю жизнь, и ни дружба с курящими приятелями и сослуживцами, ни тяготы фронтовых и послевоенных лет не приобщили его к курению. Алексей старался ни в чем не отставать от взрослых, ходил за плугом, косил в ряду с мужиками, стремился не отставать от папаши в работе. Он был крепок и ловок, любил мериться силой со сверстниками, да и старших ребят одолевал в единоборстве. Росли дочери, помощницы матери по хозяйству, Нюра и Наташа, нужно было одеть-обуть, в ученье отдать, обучить и рукоделию крестьянскому, и за скотиной ходить, да и грамоте тоже. А кто неумеху неграмотную, да еще лен- тяйку и неряху, замуж возьмет? В селе все на виду. Вот и старалась Парасковья, и словом и молитвой, а то, бывало, и веником учила. Сама веровала истово, в церковь ходила, посты соблюдала и дочерям внушала веру и страх Божий. Нюра хорошо запомнила материнские уроки, выросла набожной, да и грамоту через слово Божье усвоила. Наташа же была добрая и веселая, любила слушать бай- ки, пела и плясала в хороводе. Пошел девятый год их жизни в Сибири. Жизнь налаживалась, скотина да- вала приплод, урожай обещал быть хорошим. Ездили папаша с сыном в Ново- сибирск на ярмарку, возили зерно, жеребенка годовалого продали. Тогда оста- навливались в доме по улице Гоголя, 106. Этот дом принадлежал знакомому папаши, калужскому земляку из деревни Завалихино, и многие переселенцы из тех мест ночевали у него. Возвращались с обновами, девкам ситцу купили, Алексею — сапоги хромовые с высокими голенищами, рубаху шелковую. Жить бы да поживать, достроить свой дом, дочерей замуж выдать… Все прахом! В 1929-м сельскую коммуну стали превращать в колхоз, креп- ких коренных хозяев объявили кулаками, сослали на работы, в лагеря, на строй- ки первой пятилетки, а кого и на лесоповал. Скотину обобществили, и тем, кто батрачил, не имея своего, осталось записываться в колхоз, в «ячейку». Мак- сим был квалифицирован как «маломочный середняк», поскольку он не нажил много добра, но уже имел надел, огород, курей, порося, корову-кормилицу и лошадь. Все это надо было отдать в колхоз, но Максим не торопился, числился единоличником. Не верил он, что общее хозяйство будет успешным. «Общее — значит, ничье!» — говорил он домашним. Один за другим упокоились на казаковском кладбище старики — родители Парасковьи, Поликарп и Матрена Крючковы. Папаша поехал в Новосибирск, искать работу. Он уже давно раздумывал, как выбраться из бесконечной нужды и тревоги крестьянской жизни. Вот и при- годилось ему ремесло каменщика на стройках первой пятилетки, после недолго- го испытания взяли мастером в бригаду на дом ОГПУ на улице Серебренни- ковской. Старший сын, Алексей, был отряжен властью ездовым в обоз, который с семьями раскулаченных односельчан под конвоем отправляли в Васюганье. Алексей вернулся из тайги с порожним обозом: семьи раскулаченных — жены, дети малые, старики — были оставлены на поселение на дальних заимках, там, где селились кержаки-староверы да беглые люди, промышлявшие охотой. Кер-