Сибирские Огни, № 8, 2021

5 АНАТОЛИЙ ЗЯБРЕВ ВОРОН НА СНЕГУ Назар недоверчиво оглядел Алешку — ну, совсем чудной старик, — оглянулся на бабу, которая, сидя в телеге, проявляла нетерпение и вместе любопытство. «Ну, чудной старик», — снова подумал Назар. Кружку он принял под донышко, в протянутую руку. — Значит, сидоровский будешь? — уточнял Алешка, он и вправ- ду тут, на вольном хлебном поле, забыл, что он старик, давно старик, и зваться бы ему давно Алексеем Алексеичем, а не Алешкой. — Нет, я никольский. Это баба моя оттуда, сидоровская, — отвечал мужик. — Племянник я Нифонту Онисимычу-то. Который на станции пропал. Дядька он мне, значит... Столько лет, как пропал, а свечку народ все ему ставит в церкви. Шибко благостный человек был, хоть и староста. Нынче такого не сыскать. — Благостный, а сын-то у него непутевый вышел, ярыга, — встря- ла баба, до того молчавшая. — Сгинул где-то. А ты сам-то каких мест будешь? В Сидоровку к нам на помоленье? К нам на помоленье издаля приходят. У нас икона обновляца вот-вот зачнет. Каждый год на пре- стольное Преображенье она обновляца. Сама себе делает обновленье. Икона-то. Оттого и идет к нам народ, что обновляца. А оно, Преобра- женье престольное-то, уж вот... у нас сегодня четверг как раз. — Дак садись, поехали, — добродушно пригласил Назар, поглядев на оставшееся в зеленой бутылке. — У Доротеи-то, у кумы, брательник тоже сгинул, — сказала баба с осуждением. — Что у Нифонта Онисимовича сынок, Афанасий-то, был, что у кумы брательник — одного поля ягода. Оба ярыги. Вместе они, говорят, там в шайке были, ярыжничали в городу. — Много знаешь. Помолчала бы, — недовольно поерзал на телеге Назар. — А чего не знать-то? Чего молчать? Непутевый так и непутевый... Сам сгинул и бабу свою не жалел. Ездила она все к нему, искала его, ду- рака, а он босомыжничал. Раздраженная женщина отгоняла от себя пучком травы с зыком на- летавшего позднего паута. Острый соблазн подталкивал Алешку брякнуть, что он и есть Доро- теин брательник, и не пропал он, а вот живой, живой как есть. Хотелось сказать так, вступившись за свое доброе имя в том смысле, что ни в какой он шайке не был, людей не убивал... Была у него готовность открыться, и в то же время не мог он в себе перемочь желания ехать вот так, слушать и на себя со стороны взгляды- вать, как бы не про него, сидевшего в задке телеги, разговор шел, а про совсем другого человека, какого-то старого, давнишнего, ему неведомого, а если и ведомого, то самуё малость. —В церковь нашу на престольное Преображенье много народу идет, много. Монахи приходят, — рассказывала женщина, впадая в умиле- ние. — Глядят, как икона сама себе обновленье делает. И вы, значит, бо- жий человек, за тем же... помолиться в нашу церковь? — Угу, — кашлял в ладонь Алешка и разминал себе пальцами трес- нувшую от сухости губу.