Сибирские Огни, № 8, 2021

49 АНАТОЛИЙ ЗЯБРЕВ ВОРОН НА СНЕГУ Алешка следил, как и лошадь, и всадник окрашивались в черный цвет — сперва лошадь, вернее, сперва голова лошади, потом туловище человека, потом и голова его, плоско срезанная сверху, стала черной. — Пше-ол! Э-эй! — Чего? — не понял Алешка. Нутро его напряглось и осохло в то- скливом ожидании, он загородил собой лобогрейку, расставив руки в воз- духе, а ноги так же расставив на земле. —Пше-ол! Ну-у!.. —Казак нависал с высоты седла, но глядел не на Алешку, а на скошенный рядок подвяленного пырея. Брюхо у его лошади было мускулистым и поджарым до уродства, кровяные ссадины облепле- ны паутами. — Чего? — еще спросил Алешка, оглядываясь. — Бунт?.. Пше-ол! Один по одному подъезжали от леса другие всадники. Странно, все они, как отъезжали от края леса, так из гнедых обращались в черных. С ними был и милиционер Тупальский. Через час уже все было с Алешкой ясно. Запертому в затхлый обще- ственный амбар, который стоял за площадью, огороженный плетнем и жердинами, ему вырешили сразу пять наказаний. Первое: за земельный надел. Второе: за лобогрейку. Третье: за сбрую. И так далее. Веселый есаул пальцы на руке зажимал, когда приговор делал. Он, есаул, щеголь и крикун, ярился больше из охоты выказать себя перед народом. Алешку про советчиков спрашивал, где они, куда попря- тались, а он, Алешка, и сам забыл про них, когда их видел, советчиков-то. И правду сказать, не испытывал он особой охоты их видеть. Получил сполна положенное — чего же еще от них надо? Зачем ему они? —Врешь! — терял веселость есаул. —Ты у меня вот позапираешься, каторжная сволочь! Дух вышибу!.. Той ночью, лежа без сна на охапке старой ячменной соломы, Алешка слушал, как кто-то вкрадчиво ходил за стеной амбара. Шаги пропадали, как только начинала лаять в ближнем дворе собака. Это мог быть Устин, могла быть и Евгения. Очень не хотелось Алешке, чтобы это были они. Он подсунулся к тому месту, где с вечера был просвет. Вдавился лбом между бревнами, прохлада передалась коже и глазам. Мрак по ту сторону был таким же густым, плотным, вязким, затхлым, как и в амбаре. Даже не угадывалось небо. — Сынок, а сынок, — полушепотом позвал Алешка. Лишь тявкнула все та же собака, да еще дохнул застоявшийся в мол- чании лес. — Дочка, а дочка, — на всякий случай еще позвал Алешка. И опять приложил к бревну ухо. Никого. Когда же еще услышал шорохи, то с разочарованием понял, что нет, вовсе не ребятишки это, а зверь пришел из леса. Росомаха пришла из своих чащ. Перед утром переулком, со стороны реки, протопали лошадиные ко- пыта. Дорога на удары копыт отдавалась звуком резким, укороченным,