Сибирские огни, №12, 2020

82 РОМАН ГОРЕПЁКИН КАЛМЫК княжну» чуть не боготворил и уж так лелеял, так заботился, так одаривал! И не стыдился ни перед кем того, против обычая, несмотря на шуточки злоязыких казачков и казачек — звучавшие, однако, лишь за его спиной. Да кто ж посмел бы ему сказать что-то в лицо? Отцова силища, да уд- военная пламенным характером: чуть что — за кинжал готов схватиться! А черноокая Марэ, выкрещенная перед венчанием Марией, несмотря на свою кажущуюся немощность, взялась за большое хозяйство весьма умело: чай, и у черкесов оно мало отличимо от казачьего. Да нарожала Дорофею четверых сыновей и одну дочь. Сыновья пошли в шабановскую породу: могучие, как молодые дубки, казачуры с кудрями под светлый ясень. А дочь вылилась в мать: сумрачной, нежной, чернявой кавказ- ской красы, такая же миниатюрная, с таким же длинным тонким станом. И только глаза ей достались от бабки Марьи — нежно-голубые, как звез- ды цикория по обочинам белых пыльных кавказских дорог. По все той же сыпучей каменистой тропке, облепленной шалфеем в сиреневом цвету, по крутому косогору поднимались две фигуры: сог- бенная бабка Марья Шабаниха и девчонка двенадцати лет, ее правнуч- ка Анюта. Аюта, как звала ее мать. Марэ-Мария говорила по-казачьи бегло, только с хриповатым, гортанным оттенком. Она часто вставляла в речь черкесские слова и даже целые фразы, которые и казаки давным- давно понимали. Жизнь веками бок о бок с горцами научила. Анюта впи- тала с молоком матери ее говор и, ни разу не побывавши у своих родичей из аула, говорила с легким кавказским акцентом. Бабка Шабаниха была разряжена в пух и прах, несмотря на жаркое июньское утро. В руке она несла белый узелок, клонясь лицом чуть ли не в бурьян. Девчонка же, простоволосая — длинные волосы на ветерке в отлет, изогнувши тонкую талию, тащила высокую корзину. Корзина явно не была ей в тягость — Анюта приплясывала, приседая то к цветку, то к былке. Наконец они взобрались на гору. Девчонка откинула в сторону ка- литку-плетень, пропустила вперед себя прабабку, тут же поставила кор- зину на утоптанную глину двора и встала, сложив руки перед собой, жмурясь всем личиком на припекающее солнышко. Потом вскрикнула, присела: к ее ногам, припадая на передние лапы, мотая большой кудлатой головой, подскочил пес. Заскулил радостно, с переливами: подруженька пришла, поиграет! Бабка Шабаниха, крестясь и хватаясь за тощее горло, тоненько от- дувалась: —Фу-у-у, Дуся! Едва взошли к тебе! Пока на гору твою влезешь!.. Здравствуй! Спаси Христос! Вот, коза эта со мной увязалась, скок да поскок! И-и-их! Мне б тоже лет долой хоть чудок!.. Ну что, собралась, молодуха? Под тридцать лет разницы и давнее дружное соседство давали ей невозбранное право величать по-станичному «древнюю старуху» Хлеб- никову молодухой. Немногословная Евдокея спустилась с порожков, перекрестилась и пошла впереди процессии: она — торжественно прямая, затем горбатая бабка Марья Шабаниха, за ними — длинноногая Анюта с высокой кор-