Сибирские огни, №12, 2020

77 РОМАН ГОРЕПЁКИН КАЛМЫК Казаки перекликались, сбивались группами, потом сошлись в полу- круг. Дед Федор засновал между людьми, потом встал, приткнув кулаки в бока, и громко, покрывая общий стон голосов, позвал: — Матрена-а-а! Шабанова Матрена-а-а! А-а-ась?! И еще: — Матрена!!! Тут-то и взвыла в голос Евдокея Хлебникова, и кинулась к деду Фе- дору. Лука еще под последними струями дождя ушел разыскивать ко- новодов. Все мысли Евдокеи были с детьми. А тут — вспомнила она Матрену, в одиночку ушедшую, пусть и недалеко, но в голую — голую! — степь. Ее тело нашли у сломленной яблони. Либо искала она защиту под деревьями, либо ничего не искала, а легла на спину, да так и приняла смерть. Под вновь народившимся солнцем, на прогретой до глуби земле град почти весь растаял. Даже одежда на Матрене подсохла. Волосы, слипшиеся от крови, густыми прядями лежали на почерневшем, в жут- ких синяках лице. Сколько же бед наделал страшный град! Сколько садов опустошил! Сколько крыш изломал, сколько ульев разорил! Сколько урожая унич- тожил в тучных полях! Сколько домашнего скота побил! Сколько дикого зверья и птицы полегло! А из людского племени погибла одна Матрена Шабанова. Не так по убиенному сыну рыдала бабка Марья Шабаниха. Не так по своему богатырю в молчаливом горе сгибался дед Федор. А по смерти Матрены — почти обезумели старики. С тех пор у деда Федора ноги и ослабли. Иной день он совсем не мог встать на них — не держали. Страшно, богохульно ругался старик, трясся в гневных припадках, бил кулаками по стенам, пеной покрывались губы и борода, — и валился на пол, весь в холодном поту. Потом тянулся к лавке или столу, с ревом и хрипом подымал сам себя и подолгу сидел, свесив го- лову ниже плеч. А в другой день, бывало, встанет — да как молоденький и пойдет! Верхом дед Федор тоже более не ездил. После похорон невестки, в помин на девятый день, слегла бабка Ма- рья. Иные думали — уж не подымется, снесут ее вслед за Матреной. 6. Евдокея Хлебникова винила себя в смерти Матрены. Хотя никому и на ум не вспало обвинять ее в том. Ну виделась она последней с живой еще Матреной, ну так что ж? Могла ль отговорить, не пустить к родни- ку? А какие были на то причины? Не известила деда Федора? А к чему? Да разве бы свекор сказал что-то поперек невестке, за которой сроду гре- ха не водилось? А тут — родник, куда все пчеловоды ходят, и, бывало, не по одному разу на день. Ну разве, поопасившись разбойников или абреков, наказал бы быть настороже или кого с собой взять... А что до