Сибирские огни, №12, 2020

72 РОМАН ГОРЕПЁКИН КАЛМЫК вдова. Всегда молчаливая Евдокея говорила тем вечером больше Матре- ны. Спрашивала осторожно, боясь натолкнуть на случайные неприятные мысли. Жалела она Матрену почти как дочь, только в силу своей несло- воохотливости никогда не говорила об этом никому. Матрена отвечала односложно и даже невпопад. Под конец Евдокея сказала: — Пойдем уж, Матренушка. Дядя Федор раненько подымет, по- зоревать не даст. Молча пошла Матрена за Евдокеей. Молча же улеглась с краю арбы, с головой закутавшись в шерстяную накидку — от близкого Под- кумка потягивало холодком ледниковой воды. А за садами у реки горел яркий высокий костер, сложенный из сухого топляка. Что-то ароматное варилось в казанке, подвешенном на высокие таркалы. У костра, среди дрожащих теней, сидели четверо коноводов. За старшего да заодно за кашевара тут был рыбак, охотник и рас- сказчик-балагур, средних лет казак дядя Нефед. Сутуловатый, до черно- ты обугленный солнцем, с головой бритой наголо на татарский манер и широченной рыжей, в седых ручьях, бородой, растущей от самых глаз. Трое подростков Хлебниковых сами вызвались идти с ним в ночь. Да какой же казачок отказался бы пойти коноводом на пасеках в ночное, да с дядей Нефедом! Мальчики — в подпоясанных чекменьках, у каж- дого на поясе кинжал: взрослые уже казачата, на ответственное дело по- ряжены! А дядя Нефед сидел по пояс голый, в шароварах и босиком, но тоже с кинжалом, да еще и с пистолетом за поясом. Ночная прохлада, как и дневной зной, не беспокоили его задубелого тела, сплошь покрытого бу- рым, линялым, как у старого лиса, волосом. Четыре расчехленных ружья по-бивачному были составлены в горку. Дядя Нефед забавлял своих подопечных старинными былями, а больше — небылицами: — А когда казаку сполнится сто и шишнадцать лет — он оборачива- ется в лешего. Обрастает шерстью ажник от головы и до пят, и на ладонях шерсть, и на ступнях шерсть. А борода у него по колено и к телу прирощ- ща. Потому — ежли будет висеть, то он ее по веткам обдерет. И ишшо: ноги у него становются вперед задом, он тады пяткой наперед ходит. Вот мой дед дожил до таких годков — и ушел в горы лешачить. Через то и я такой волосатый уродился — дедова порода! — Дядя Нефед говорил внушительным баском и прятал улыбку в лисью бороду. Подростки удивленно ширили глаза: — А ты, дядя Нефед, тоже скоро лешим станешь? —Мне покаместь не время! Вот проживу, подавай бог, десятков семь годков — и сразу в Чугуеву балку и уйду, к тамошним лешим. А ишшо — слухайте, казаки, — живут за Бургустаном в ледяных горах дэвы — ве- ликаны каменные. Презлые, а силишша — страсть! Скалы могут подни- мать — вот прям ручишшами своими отрывают от гор маковки и бросают на дорогу. Али ветры подымают своим духом — дунут в небеса, и пойдут ветры с гор по долинам, и те ветры превращают людёв в ледяные столбы... Еще долго и красочно — под наваристую ушицу из розовых форе- лей — рассказывал дядя Нефед затейливые горские легенды про дэвов.