Сибирские огни, №12, 2020

178 — многостраничная анкета неудач- ника, слабоватая даже в качестве скетча для сельского камеди-клаба: « По правде говоря, даже не верю, что смогу найти работу, которая бы мне понравилась, которой я бы мог отдаться, и напи- тать ее тело своей вскипающей кро- вью » (Д. Герчиков); — тексты-«исследования» (телесно- сти, гендера, насилия, документальности и т. д.), выдаваемые за стихи вымучен- ные авторефераты: « я: говорит Марина: человек-беглец ювенальное море сты- да войны обвинений наступающее на тело спящего города » (И. Кива) ; « не- устойчивость как изношенная техни- ка советских времен как архивная пыль скатываемся в обрыв но драмы не про- исходит » (В. Лехциер); « документаль- ное искусство это подлость я не хочу никакого документального искусства » (М. Малиновская); — откровенная нейросетевая бредя- тина, знаменующая полное разложение сознания и мышления : « но это происхо- дит (сейчас)? двигаясь через несколько оцеплений в потоке размечено: то ли это, о чеммымолчали на семинарах; под несводимое к нам число приближается то, что его сожмет к передаче помимо нас. кажется, ничего невозможного для ожидания, но плавятся материалы » (А. Родионова); « плевры и пневмы на покое бессилие наносное трансцендиро- ванное по привычке дурной […] молока с козла надоена тютелька при агрессив- ном наезде потусторонних не то хаба- лок не то баскачих необузданных […] » (Д. Голынко); — паразитический эпатажец — обо- ротная сторона творческой импотенции: « и да я до… * как хочу играть словами слегка соприкоснувшись » (А. Скидан). И так далее и тому подобное… Эти «сущности» можно множить дол- го, примеры могут кочевать из одной ка- тегории в другую, ибо все они перетекают один в другой и очень быстро сливаются в сплошное месиво, которое с упорством обреченного продолжает размазываться по мелкой тарелке, а чаще — по огромно- му картонному блюду безответственного, болтающегося в вакууме «высказыва- ния». Написано это все отвратительной скудоумной прозой, гниющим заживо канцерогенным языком с анабиотической грамматикой, разложившимся синтакси- сом, сомнительными графическими вы- вертами и смешными в своей наивности попытками «потока сознания» (бедная пунктуация) и «автоматического пись- ма». Вот такое нынче проходит у нас под вывеской «Поэзия»… Для цитирования я выбрал в ос- новном начальные и финальные строки текстов, то есть те точки, которые в нор- мальном стихотворении являются ударны- ми — «вход» и «кода»… Но то — в нор- мальном стихотворении, а здесь можно выдернуть строку из любого места, и она будет отображать общую кашеобразность текста: вход в верлибр донельзя тошно- творно скучен, а до «выхода» и вовсе не каждый доберется. Унылая картина, не правда ли? Конечно, и рифмованные тексты пре- миального листа неровны и неоднородны, и никто не говорит о том, что рифма явля- ется однозначным гарантом качества, — но то, что «актуальный» верлибр являет- ся гарантом бездарности, можно говорить вполне определенно. * * * Почти через полвека после выхода прекрасная, пророческая и в высшей сте- пени добросовестная «Книга о русской рифме» Давида Самойлова не просто не устарела, но стала только актуальней всей «актуальной поэзии» вместе взя- той. В этом исследовании, над которым Самойлов работал десять лет, проде- * Пропущено по цензурным соображениям. — Ред.