Сибирские огни, №12, 2020

168 много. Гнедич отказывается снова. Кон- фликт имеет неожиданное продолжение. Случайно столкнувшись с Державиным в доме у Голицына, Гнедич был взашей вытолкан Державиным на лестницу. «Не подумайте, что сказка, — пишет он Васи- лию Капнисту, — существенное приклю- чение, заставившее в ту минуту думать, что я зашел в кибитку скифа». Об этом и других «приключениях» Гнедича со «ски- фом» Державиным Батюшков знал, но отзывался благодушно: «Что же касается до поступка нашего Лирика, — отвечал он Гнедичу, — то я его считаю за пифий- ское исступление; ему все простительно, ибо он написал “Ирода” и “Фелицу” (две пиесы, которые дают право дура- читься)». Заметим кстати, что Державин страдал язвой желудка и в периоды обо- стрений мог быть, действительно, неснос- ным. Он был вынужден соблюдать диету, для чего на его дворцовой кухне стояла огромная пароварка. И вот теперь скан- дал докатился до Москвы, и как? Через соседство державинского «Вельможи» с Гнедичевой «Скоротечностью юности» на страницах жуковской антологии. ВЯЗЕМСКИЙ. Одним из крити- ков «Песни песней», которую сочинил в деревне Батюшков, был Вяземский. Са- мый молодой в компании, к Священному Писанию он относится в то время с воль- теровской издевкой и острословит на счет религии по любому поводу. Ироническое трактование библейских образов находи- лось под запретом цензуры, отчего одну из европейских карикатур на известный сюжет Вяземский пересказывает Ба- тюшкову с особым восторгом. Речь идет о жертвоприношении Авраама («Ангел с неба сцыт в пыжовник и осекает ружье»). Критика молодого князя в адрес «Песни» предсказуемо остроумнее Гнедичевой. «Скажи мне ради Бога, — спрашивает он Батюшкова в другом письме, — на что это похоже, что девка, желая заманить к себе любовника, говорит ему, что у ней есть для него готовый шафран». «Мне кажется, — добавляет Вяземский, — что и тогда такое призывание было похоже на то, если б кто теперь, приглашая к себе девку на ночь, сказал бы ей: “Приди ко мне, у меня и “Вестник Европы”, и “Не- мецкая грамматика””». В ноябре-декабре 1810 года юный князь сопровождает Карамзина в Тверь — историограф приглашен к «мало- му двору» на именины великой княгини Екатерины Павловны. У княгини на Ка- рамзина большие планы. Ему пожалован новый «полковничий» 2 чин коллежско- го советника, с чем Жуковский — через Вяземского — и поздравляет Николая Михайловича. В остальное время Вя- земский живет литературой и светскими развлечениями. К восемнадцати годам он уже обзавелся донжуанским списком. Он влюблен и в Перми, куда его заносит по службе, и в Москве, и даже вступает в связь с замужней, почти вдвое его стар- шей дамой (женой Александра Плеще- ева). Об этом романе знает Жуковский, приятель и сосед Плещеева по деревне, и просит Вяземского уничтожить все пись- ма Анны Ивановны. «Минутная ошибка, произведенная обстоятельствами и горя- чей кровью, — пишет он, — не должна разрушать семейственного счастья». Что Вяземский и делает (сжигает письма). Он и не предполагает, что год, о котором идет речь, окажется последним в его хо- лостяцкой жизни: осенью 1811-го он не- ожиданно для всех — и себя! — женится. Из письма к письму Вяземский при- зывает Батюшкова в Москву, однако тот колеблется — не поехать ли в Петербург, нет ли там вакансии? Но на что ехать? И где жить? Оленин молчит, а Гнедич от- 2 Согласно Табели о рангах гражданский чин коллежского советника соответствует армейскому чину полковника.