Сибирские огни, №12, 2020

167 ГНЕДИЧ. В 1810 году Николай Иванович побывал на литературных ве- черах, которые начал устраивать в Пе- тербурге Державин. По воспоминаниям Александра Стурдзы, «Старцу желалось окружить себя лучшими представителями изящного в России, сомкнуть светлые их ряды в стройную дружину и сосредоточе- нием их трудов оказать последнюю услугу русскому слову». Услуга эта, действитель- но, была оказана, но совсем не тем обра- зом, что предполагал «Старец». Во дворце Гаврилы Романовича собирались имени- тые литераторы, и вельможи в мундирах, и дамы при параде, и даже духовные лица, и просто желающие (по билетам) — для чего архитектор Львов как будто нарочно отвел большой зал с колоннами под жел- тый мрамор, а также камерный театраль- ный зальчик со сценой и хором — для домашних спектаклей по пьесам хозяина дома; имелся также оригинальный парк (все это и сейчас можно увидеть после восстановления на Фонтанке). Из писем к Батюшкову мы знаем, что вечера Гне- дичу не понравились — ни внешне («на- ружность нынешних людей оподлена»), ни по содержанию («долго и я не верил своим ушам, и не знал, где я»). Однако в марте 1811 года Державин и Шишков решат повысить статус чтений до литера- турного объединения, или «Беседы люби- телей русского слова». Именно под этим названием объединение войдет в историю литературы, и возглавит его председатель Шишков. «Беседа» будет организована в строгой иерархии чинов и званий наподо- бие Государственного совета. Время для объявления нового сообщества было вы- брано как нельзя удачно. После Тильзита запрос на духоподъемную литературу в обществе заметно повысился. «Зрители ловили с жадностию и заглушали руко- плесканиями и криками каждый звучный вдохновенный стих Озерова, в котором заключался намек на оскорбленное досто- инство России» (Стурдза). Будучи объе- динением с выраженной литературной и идеологической ориентацией, «Беседа», однако, собрала у себя людей разных — от эпигонов и графоманов вроде Хвосто- ва и Шихматова до Крылова, Оленина и почетных попечителей Дмитриева и даже Карамзина. На заседаниях читались про- странные, до трех часов, сочинения чле- нов «Беседы», а также всерьез обсужда- лись разные вопросы, например, надо ли заменить в языке иноземное «проза» на русское «говор», а лошадиную «пару» на «двоицу» (надо), и тому подобные. Как классицист и античник, сторонник жан- ровых рамок и героических сюжетов в искусстве — был приглашен к участию в «Беседе» и Николай Гнедич. Литера- торы старшего поколения смотрели на него как на продолжателя дела Ермила Кострова, суворовского одописца и пере- водчика Гомера. Однако статус, предло- женный Державиным (быть членом-со- трудником за номером девять в списке, то есть секретарем-исполнителем, а не полноценным членом), уязвил болезнен- ное самолюбие Николая Ивановича. Он усмотрел в иерархии «Беседы» вельмож- ное высокомерие на свой счет. «Спасибо за совет, — отвечает он миролюбивому Батюшкову, — поставлять мне за честь облизывать тарелки там, где Дмитриев обедает». Гнедич считает, что переводчик Гомера, да еще и обласканный в высших сферах, не может уронить себя до какого- то «Штаневича» (так Гнедич называет поэта Евстафия Станевича, тоже пригла- шенного членом-сотрудником), — и от- казывается от предложения. Батюшков в ироничном недоумении, ведь в «Бесе- де» есть и достойные люди, так «чего же более»? Но Гнедич непреклонен. Этим уязвлен теперь Державин, ведь он считал его единомышленником. Он пытается умаслить Николая Ивановича и предла- гает ему повысить статус, однако нена-