Сибирские огни, №12, 2020

166 друзья по «Арзамасу» прозовут поэта «Ахилл Батюшков», подразумевая (и справедливо) не только реальное боевое прошлое поэта, но и бойцовские качества Батюшкова в литературной полемике — однако полушутя часто будут делать паузу: «Ах, хил Батюшков!» ЖУКОВСКИЙ. Вторую половину 1810 года Василий Андреевич проведет, как и Батюшков, в деревне. Подобно Константину Николаевичу, мечтавшему о дипломатической миссии, он тоже меч- тает о должности. Однако его мечтания куда более прагматичны. Он хотел бы занять должность необременительную (хорошо бы библиотечную), чтобы иметь свободу заниматься любимым делом. Друзья советуют обратиться к старшему товарищу, известному поэту-баснописцу Ивану Дмитриеву, который ныне в долж- ности министра юстиции. Но Жуковский не уверен на свой счет в Дмитриеве и не хочет унижаться просьбами. «Он не Му- равьев, — объясняет Жуковский Тур- геневу, — который два раза, не знавши меня совсем в лицо, присылал у меня спрашивать, не может ли он быть по- лезен». Впрочем, планы на должность у него только для будущего, еще года два он рассчитывает протянуть у Каченовского в «Вестнике Европы». На эту «фабрику» (словцо Батюшкова) он дважды в неделю высылает из Белева в Москву рецензии и переводы; он — соредактор и основной «вкладчик» журнала, книжка которого умещается в карман сюртука. Однако журналистика поглощает массу времени и сил, а у Жуковского на себя огромные планы. Он хотел бы заняться самообра- зованием — выучить языки (латынь и греческий); он задумал «Владимира», но, чтобы сочинить историческую балладу, нужны книги по истории; нужно вообще знать контекст, культурный и историче- ский. Чем глубже погружаешься в тему, тем острее чувствуешь недостаточность знаний, это известно. В том же письме Тургеневу Жуковский признается, что уже не надеется «достигнуть до учено- сти обширной», но очень хотел бы «при- обресть хорошее образование» по части «искусств изящных». В этом свете раз- вивается его философия расчетливости. Добродетель по Жуковскому — эконо- мить на всем ради исполнения в совершен- стве «своей должности» (а «должность» у него одна — быть автором, литератором то есть). Главное — хорошо писать, это и есть благо — и его, и общественное, и именно в таком единении. Ради блага он готов жертвовать часами дружеских досугов, о чем заранее предупреждает москвича Вяземского («сообразуйся с моим временем и щади те часы, кото- рые посвящены будут мною делу»). Но образование? Его письма Александру Тургеневу пестрят просьбами о книгах, потому что «покупать их не могу, ибо я бедняк, а тебе должно быть приятно по- могать мне в нужде». Между написанием журнальных статей осенью и зимой того времени Жуковский занят составлением поэтической антологии «Стихи русских поэтов». В нескольких томах он хочет собрать всю действующую армию стихо- творцев современности. Между прочими стихами есть в антологии, разумеется, и державинские, и эта публикация приво- дит классика в бешенство. Державин на- пишет Тургеневу, что его оды в Собрании «вмещены между такими, с которыми бы я наряду быть не желал»; в связи с этим он запрещает печатание своих стихов в других томах антологии, угрожая в про- тивном случае «просить правительство, чтобы и напечатанные отобраны были и проданы в пользу казенных ученых институтов». Как ни странно, причина гневного припадка — Гнедич; именно его стихи были напечатаны по соседству с державинскими.