Сибирские огни, №12, 2020

101 РОМАН ГОРЕПЁКИН КАЛМЫК — Да нет уж, сама я. А вы идите. Я, должно, к Вассе не пойду. Не ходок я сегодня — ноги... Вот заберу корзину — и домой сразу. — Чтой-то ты, Евдокея? Гляжу, отошла на ветерочке, кажись? Получшала, с лица даже помолодела чудок! Ну а как пойдешь-то одна? Ишшо чего дорогой приключится! — Да ничего, Марья Афанасьевна, я пойду-пойду — отдохну. А там, можа, кто ехать будет — подберет. Бабка Марья качала головой. Но Евдокея с улыбкой, однако твердо, наказала кланяться Калишниковым, обещалась еще покричать с верхоту- ры и пошла назад меж могил. «Да, состарилася Евдокея, — думала бабка Марья, — тоже года! Детей-то всех, кроме Фроськи, похоронила, Луку убили — страсть какая! Такие на нее, сердешную, напасти! И никого у нее... Фроська не бывает, охвицерша, а можа, и генеральша уже. Да и верст до Ставрополя-горо- да — и-и-и! Одна у ней ента ихняя Нака осталась. Да и Наке-то тоже, должно, на седьмой десяток перескочило... И немая — живым словцом не порадует. А навроде и посвежела тут Дуся. Поднимались — уж совсем се- рая была, а теперь, гляди, разрумянилась, как маков цвет, и идет бойчее». У родных могил душой отдохнула, порешила бабка Марья, уходя с кладбища. А Евдокея вернулась, сняла с ветки свою корзину. Ребенок мирно спал. Она почему-то с опаской огляделась по сторонам и пошла другой дорогой: рискнула-таки перейти через болотистый батмак. Во-первых, путь сокращался раза в четыре. А во-вторых, никто на мокром пустыре в такую пору не встретится. Да, недавние дожди размочили и без того сырую и вязкую болотистую почву. Да, в центре — топь. Однако Евдокея там хаживала смолоду летом и зимой, днем и в сумерки, в сушь и в дождь и знала каждую лужайку, каждый нужный камушек. Что с того, что ноги уже не те? Что с того, что грязи на чувяки наберется? Ноги идут навроде, а чувяки вымыть потом, да и вся недолга! Тем не менее намучилась старуха Хлебникова с этим топким лугом да со своим драгоценным грузом. Груз к тому же снова начал беспокоить- ся, подавать голос, а место было открытое, слышно далеко, а ну как кому на детский плач подойти вздумается? Но обошлось: присела на камнях, дала дитю пососать хлебный мякиш, снова укачала. Как не к себе или будто сотворивши какое-то черное дело, быстро, с опаской оглядываясь, вошла Евдокея в калитку, заперла ее длинной тя- желой задвижкой, на порожках торопливо скинула мокрую и грязную, в желтой глине, обувь и скрылась за дверью дома. 16. Сумрак после яркого полуденного солнца, прохлада деревянных стен, терпкий запах душистых трав, вишневой листвы и топленого воска. Посреди передней, прямо на полу, широко расставив ноги и подобрав