Сибирские огни, №12, 2020

99 РОМАН ГОРЕПЁКИН КАЛМЫК расторговались и уехали. Был среди них больной человек — умер в то время. От него заразились другие — и пошла гулять черная оспа... Собрала свою мрачную дань, сколько ей причиталось, и стихла. Оспа случалась нередко, умирали многие, в основном мужчины. Но в отличие от чумы она не выкашивала все селения подчистую и сходила на нет быстро. По обычаю и ухаживали за больными, и хоронили умерших те, кто переболел оспой и выжил: два раза эта смерть к человеку не ходит. Опять же, болели казачки коровьей оспой. С малолетства и до старческой немощи работая со скотиной, заражались, выздоравливали — и с тех пор безбоязненно ходили к больным черной оспой. Так и рябоватая Евдокея Хлебникова: лицо ей скотинья зараза тронула мало, зато руки от самых плеч были побиты изрядно. Пришлось ей после того, и не раз, побывать в оспенном доме, насмотреться на признаки этой болезни. Ребенок начал вертеться. Сначала грузно завалился на бок, затем перевернулся на живот и захныкал. Евдокея подхватила его одной рукой, другой откинула в сторону мокрую нижнюю тряпку, быстро настелила свою, сухую, уложила дитя и прикрыла краем легкой ткани. На спинке заметила темную полоску детского пуха вдоль позвоночника и опять — несколько гнойничков в неровных красных пятнах. Они даже было успо- коили ее, хотя дурные мысли приходили снова. «А ну как я не распознала, не доглядела чего сослепу? А ну как все же чума?! Ведь был-то он у чумных калмыков. Да кто их ведает, чумные они али какие. То ведь Марья Афанасьевна сказала, а так ли, нет ли... Да и ехали они от чумного аула али наоборот? Эх, кабы знать...» И все же подспудно она уже решила: ребенок чумой не болен. Оспа — да, но у детей это дело почти обыденное. И оспа всякая бывает, это уж старуха Хлебникова тоже знала. Смертельная черная оспа — одна, неприятная скотинья оспа — другая, а у детей, ветром надутая, — третья, которая и вовсе проходит быстро и бесследно. Тем паче ей, Евдокее, ни- какая уже не грозит — все изведала. После решения этого вопроса немедленно встал другой: надо же на- кормить дитя! Ребенок явно проявлял признаки голода: чмокал губами, пускал пузыри и хныкал. Евдокея достала из корзины кусок хлеба, затем приземистый глиняный горшочек — в нем было сквашенное топленое мо- локо. Она окунула край хлебной мякоти в горшок, чуть размочила его и поднесла к губам ребенка, намазала их густой накваской. Тот стал сосать беззубым ртом, Евдокея аккуратно, не давая выхватить большой кусок, подавала ему хлеб. «Во как знатно сосет калмычок! Видать, приучен уже не одной тить- кой питаться... Это хорошо, эдак-то у нас дело пойдет!» Дело и вправду пошло. После кормления Евдокея снова решила на- поить ребенка. Чтобы половчее дать воды, она взяла его на руки. Привычное детское тепло у груди. Подвижные руки, уже уверенная шея и крепкая спина. И опушенные черными ресницами, черные же, не- здешние, от степных кочевников доставшиеся узкие глаза. А в них уже тлеет, уже видится малая искра разума — человек.