Сибирские огни, 2019, № 6

178 ЕКАТЕРИНА КРАСАВИНА ВСЮДУ ОН БРАЛ МЕНЯ С СОБОЙ... * * * Наступил уже конец мая. Мы всей семьей ходили гулять на остров Кличен, там прекрасный лес, натоптанные тропинки, великолепные виды на озеро. Мы тут и зимой бывали — на саночках возили сюда детей. В праздник Масленицы все тут катались с горок, кто на лыжах, кто на саночках. И вот летом опять ходили на Кличен, отыскивали уединенные полянки с елочками, гуляли по тропинкам, их здесь было множество, все усыпаны сосно- выми шишками. Тут мы узнавали всё новые и новые места. Юра говорил: — Хорошо бы найти тихое местечко в лесу, чтоб было бревнышко или пе- нечек, чтоб сидеть и сочинять. Побродил по лесу, снова сел на бревнышко — и пиши… И он нашел такое бревнышко, о чем пишет в своем дневнике: Ах, Кличен! Как я его любил! Вот выйдешь, бывало, из дому и пройдешь до того полуострова по улице, где бывший Житный монастырь. Когда-то и Житный был островом, но во времена былые монахи насыпали дамбу и со- единились с материком. А надо бы им еще и до Кличена дамбу насыпать. Это гораздо вернее, чем наплавной мосточек, который часто ломался, или его сно- сило половодьем… Место, кстати сказать, разбойное, в общем-то. Караваны шли из Персии к Новгороду, к Ладоге, в Европу, а из Европы — в Персию и Индию. Тут им остров Кличен никак не обойти. Самое удобное место потрясти богатых купцов. Справа же от гряды высокой, поросшей соснами и овеянной былой сла- вой, и вовсе лес густой. Мы идем мимо зарослей с остатками каменной кладки бывшего когда-то в древности монастыря или еще чего-то. Тут множество из- вилистых тропинок, усыпанных игольником и сосновыми шишками. Белочки цокают с высоких сосен, стучат дятлы во множестве, здесь ландыши цветут и благоухают фиалки. Я знаю тут одну тропинку, полюбившуюся мне с первого взгляда. Отсту- пишь в сторону — здесь густые папоротники и огромное дерево с виловатым стволом распростерлось на земле. На нем удобно сидеть в полном уединении и сочинять что-нибудь… Тихий ангел прилетал тут ко мне и овевал распро- стертыми крылышками мое чело, побуждая к возвышенным размышлениям. Ну, высота их относительна, конечно, в меру моих скромных сил. Тут я написал одну из лучших моих повестей — о деревне своей. О страда- ниях и о любви. Тут речь о повести «Пастух». Она начиналась так: После долгих метельных дней, когда казалось, что весь белый свет умень- шился до размеров одной деревни или даже одного дома, когда человек чув- ствовал себя сиротливым и слабым, впервые выглянуло солнце. Я же помню и подтверждаю: мой муж начал ее здесь, на острове Кличен, как и повесть «Хозяин». Начало ее тоже было возвышенным и красивым: Под вечер в полном безветрии начался снегопад. Снег падал бесшумно и неторопливо, ложась пушистым слоем; он слабо похрустывал под ногами и как пух поднимался с земли от тех малейших завихрений, какие производил ша- гающий человек. Во рту снег таял мгновенно, оставив лишь холодок на язы- ке, — настолько воздушен и невесом он был.