Сибирские огни, 2019, № 6

Та культура, которая нам дорога, которая уходит корнями в христианскую истину, будет ужиматься, как шагреневая кожа, уступая место тому, что можно считать паракультурой, не отвечающей душе человеческой, но только развлека- тельности. Что же придет на смену? Николай Бердяев писал, что уже через несколько месяцев после революции русские лица переменились прямо-таки антропологически: вместо доверчивости и простодушия — цинизм и жестокость. Общество, которое еще недавно виде- лось как христианское, превращалось на глазах в живодерню. Вот и теперь то, что приходит на место старой цивилизации, меняет людей даже внешне. И это, конечно, не только у нас, но и по всей Европе. Там этот процесс начался после сексуальной революции 1968 г., когда резко понизился уровень образования и была потеснена (и потеснена сильно!) мораль. У нас этот процесс, кажется, не зашел еще так далеко. Нет очередей на смену пола и прочее. Но все-таки мы втянуты в ту же воронку, а она не предусматривает ни тонкой лирики, ни толстых журналов. Уходит из мира красота, стойкость, исто- рическая архитектоника. А с ними и сопутствующая им культура. — Власть непрерывно говорит о необходимости духовного единения страны, пытается делать проекты, направленные на создание идеологии, но, как правило, все силы новых идеологов брошены на киноиндустрию, и при этом совсем не обращается внимания на писателей. Как вы считаете, почему так происходит? — Но это объяснимо легко. Патриотический блокбастер на военную или спортивную тему завораживает миллионы людей, а у книг сравнительно не- большая аудитория, и идеология может обходиться без серьезной литературы, а тем более без поэзии. Ведь поэзия, помимо прочего, требует, очевидно, едва ли не врожденного поэтического слуха, и таким слухом, кажется, обладает меньшее количество людей, чем слухом музыкальным. Прошли те немножко сумасшедшие времена, когда «поэты-эстрадники», как их называла Ахматова, собирали стадионы и огромные залы. И, например, в обширной Коммунистической аудитории МГУ, где они тоже порой выступали и куда однажды Евтушенко привел только что возвращенного из ссылки Иоси- фа Бродского, Бродского слушать никто не стал, а Евтушенко сорвал овации: аудитория была натренирована уже на другое… — Есть ли будущее у русской литературы, и каким вам видится это бу- дущее? — Любой ответ на этот вопрос будет пошловатым гаданием на кофейной гуще. Насколько Россия сумеет остаться по-доброму самобытной, настолько есть шанс и у ее литературы. А если полностью войдет в новый цивилизацион- ный поток, то от той литературы, которую мы любим и ценим, пожалуй, ничего не останется. Но все-таки я не устаю повторять про себя слова Баратынского: «Поэзия есть задание, которое следует выполнить как можно лучше». Разумеется, это задание не государства и не массового читателя, это задание свыше. Большин- ство литераторов и моего поколения, и поколений предыдущих думали именно так. И пока такая убежденность остается в писателе, русская литература будет существовать.