Сибирские огни, 2018, № 4

89 ВЛАДИМИР ЗЛОБИН КАК СКРИПИТ ГОРОХ — Ты уже встал?! — Вопрос повторился истошнее. Из погреба повеяло холодком. От неизбежного не уйти. Юра громко ответил: — Встал! Иди завтракать! В душе еще оставалась надежда «вернуть все взад». Донесшийся из комнаты крик развеял и ее: — Иду-у! «У» почему-то протянулась, будто предполагала длительность, по- следовательность. Но никакой длительности и последовательности не бы- ло — наоборот, утро казалось Юре конченым. Он привычно отправился на кухню, разбил яйца о край сколотой чашки, какие всегда отправляют в ссылку на дачу, добавил молока, размешал и вылил смесь на разогре- тую сковородку. Когда омлет начал подрумяниваться, неприятно грохну- ла дверь. Она никогда не открывалась, а только грохала, безжалостно врезаясь в старинный буфет с оконцами благородного изумрудного цвета. Буфет содрогался, дребезжал, но дверь останавливал, а та в затихающей злобе стукала его еще пару раз. Там, где буфет неизбежно встречал свою мучительницу, блестел выщербленный деревянный шрамик. Все это Юра знал, даже не выходя на веранду. — Ты гди-е? — раздался недоуменный вопрос. — На кухне! — вяло отозвался Юра. — А чего там делаешь? — Завтрак готовлю. — А-а-а... — Голос подумал. — Подождал бы меня, я бы все сама приготовила. Это я могу. — Да мне не трудно. Трудно было другое. Трудно было, всунув чапельник в паз, подхва- тить горячую сковородку и вернуться на веранду. Трудно было положить на тарелки колышущийся, будто боящийся, что его съедят, омлет. Трудно было высыпать на отдельное блюдечко нужные таблетки. Трудно — по- тому что за всем этим пристально следила старушка, встречу с которой Юра отдалял каждое летнее утро. —А где же «с добрым утром, бабушка»? — ехидным, но миролюби- вым тоном поинтересовались за спиной. — С добрым утром, бабушка, — с пугающей для себя искренностью ответил Юра. Он бросил на обладательницу голоса беглый взгляд и в страхе от- вел его: только что проснувшийся старик всегда похож на мертвого. Не- высокая, медлительная, грузноватая Лидия Михайловна еще не отошла от дремы. Старушка опиралась на деревянную палку и давила на нее не только восьмьюдесятью с хвостиком годами, но и утром, которое вдвое умножает возраст. Глаза, оставшиеся голубыми, сузились в крохотные непромытые щелки. Лицо у Лидии Михайловны опухло и шелушилось. Кудрявые, всклокоченные, короткие седые волосы тянулись вверх и вниз, к буфету и к Юре, будто старушка хотела прикоснуться сразу ко всему и почувствовать отдаляющуюся от нее жизнь. — Ну хоть посмотри на бабушку! — пошутила Лидия Михайловна, заметив, что внук сторонится ее.