Сибирские огни, 2018, № 4

39 ГЕННАДИЙ БАШКУЕВ ЧЕМОДАН ИЗ ХАЙЛАРА Исты, красившего ворованных коней, окончательно замутить тайну про- исхождения ходкого товара. Много лет я гадал, отчего столь высоким штилем обозвали изделия, призванные прикрыть срамные, как ни крути, места. Фирма-то государ- ственная. И заключил, что здесь есть своя логика. Что может быть важ- нее сих мест? Заслон простатиту, циститу, мини-юбкам, бикини, сексу и прочему тлетворному влиянию Запада. Потому что там голый до гуси- ной кожи расчет, а тут взаимное чувство. С начесом. Неслучайно в конце 1960-х стараниями хунвейбинов, бегавших в мягком климате без кальсон, дружба соседей резко пошла на убыль. «Дружба» исчезла с прилавков галантерейных магазинов. Начес вытерся — началась холодная война. Дутое чувство сдулось сразу после парада с шариками и транспарантами. На память от пальтишка с капюшоном осталось фото, на котором я стою в нем рядом с мамой и шариками. Да бирка «Дружба» на капюшо- не. Пальтишко сгнило, после того как молодая родственница, абитуриент- ка, гостившая у нас месяц, из чувства благодарности без спросу помыла им пол. К тому времени самошвейное изделие и в самом деле напоминало тряпку. Зато бирка и по сию пору как новая. На байковую шапочку от куклы я осторожно (байка расползалась) нашил ярлык «Дружба». Вышло красиво — наподобие лейбла «Адидас». Фирма. Винтаж. Любая фирменная вещь, не согретая памятью, по сути, половая тряп- ка. Но по молодости мы этой низости — ниже плинтуса — не понимаем. «Не форсить» — с детства помню мамину присказку. Пусть нека- зисто, зато в тепле. А на взгляды девчонок плевать с ледяной катушки. Сохранилось еще фото. На нем, помимо валенок, на меня напялены полосатые штаны на ватине (не из матраса, нет?), причем штаны с на- пуском, чтобы в валенки не набился снег; далее цигейковая шубка и окру- глая шапка, намертво прикрепленная к башке резинкой, выдернутой из маминых панталонов «Дружба». Как это принято у кочевников, в дело шли субпродукты забитого животного — от шкуры до кишки-резинки. В довершение я на фото крест-накрест опоясан пуховым оренбургским платком, узел на спине сокрыт — только глазенки и видны. Ни повер- нуться, ни пукнуть. В овчинной рукавичке зажата веревка от санок. Сан- ки в кадр не влезли, зато на втором плане впечатан санный след с горы. Также в углу снимка торчит собачий хвост. Полуовчарка Джек с лаем бе- жала рядом, покуда я на санках катился с пригорка. Однако и без Джека хватало опекунов. Мама тряслась надо мной. Кутала. Одевала в сто одежек — что ка- пусту, в которой меня едва не нашли. Но застежки были. Смутное воспо- минание в поликлинике: мне невыносимо душно, давят стены (не стено- кардия, нет?), за ворот течет струйка пота, а по слогам выразить протест не могу, ору что есть мочи, отчего потею еще больше. Я потел и часто болел. Обратная сторона тотального материнского прессинга по всему полю. Сквозняк по левому флангу и навес в штраф- ную. Во втором классе я едва не сыграл в жмурки от воспаления легких.