Сибирские огни, 2018, № 4

176 ОЛЕГ СИДОРОВ (АМГИН) «МНОЙ ОСТАВЛЕННЫЕ ПЕСНИ В СТОЛЕТЬЯХ СОХРАНИТ НАРОД...» По распространенному мнению, в «Кудангсе» иносказательно говорится о событиях 1917-го — конца 1920-х гг.: Февральская и Октябрьская револю- ции, Гражданская война, культ личности, борьба с врагами народа, репрессии. Через образы мифологии автор выводит предупреждение власти: пагубен путь, когда в жертву приносятся невинные. По сути дела, он выносит приговор скла- дывающемуся культу личности Сталина. Обожествление возомнившего себя владыкой простого смертного — культ личности приводит к самоистязанию, самоубийству власти и народа. Кажется, что Ойунский зашифровал здесь свое понимание политики Сталина, свое предсказание будущего развития страны и бесславного конца такой политики. Как же он решился на такой шаг? Думаю, он обращался в будущее, к тем поколениям, которые смогут понять скрытый смысл произведения. Все его сомнения и предчувствия, что руководство страны идет не тем путем, выразились в этой аллегорической притче. «Кудангса Великий» в 1929 г. открыл триаду его философских, историко-мировоззренческих произве- дений. В 1935 г. Платон Алексеевич закончил «Александра Македонского» и «Соломона Мудрого». Удивительно, что «Александр» был опубликован в газете «Кыым» в 1937 г. Власть и кровавая война не приносят победителю счастья. Показателен последний разговор с самим собой Александра Македонского, блестящего победителя, великого царя, восхваляемого своими вельможами: «Мое счастье — счастье кровавого оружия, в чем же умысел счастья того? В чем польза его?» — подумал так он, но не произнес вслух… Постепенно утихла острота обуявшей его радости, притупилось ощущение торжества и зна- чения одержанной им победы, на глазах улетучились, превратясь в дым, об- ратясь в туман, пока совсем не исчезли… Горько досадуя, оперся на кровавое оружие свое Александр Македонский: «Знание правды — стало моим про- клятием… Предавая беспощадному огню государства этого мира, подвергая их безжалостному разрушению, проливая кровь людей, изводя на корню их родову, я взберусь на вершину мира, воткну, торжествуя, острием вниз верный меч свой, оставив за собой кровавый, полный проклятий след… В том — мое счастье!» — так подумал он и принял это как свое проклятие, незабываемое в веках, и затаил в сердце незаживающую рану… Не вынеся боли от раны той, умер он в совсем молодые годы… Так сказывают с далеких-давних времен люди. Платон Ойунский — человек, который был непосредственным участником победы нового строя на огромной территории на северо-востоке страны, — пи- шет философски и исторически обоснованный приговор новому царю — генсеку Сталину. Он понимал, что у него нет сил вырваться из этого царства насилия и лжи, и спешил предупредить потомков, сказать свое слово о пагубной дороге, по которой шла страна. Поэт не смог приспособиться к конъюнктуре власти, постоянно меняющей установки и лозунги в угоду новому царю. Да, он пел дифирамбы новому строю, как в статье, опубликованной в «Литературной газете» в день открытия сессии Верховного Совета СССР. Но он выполнял некий необходимый ритуал и, уве- рен, так и относился к этим своим вынужденным поступкам. К 1930-м гг. Платон Алексеевич при всей кажущейся импульсивности на- учился сдерживать свои эмоции и юношеские порывы. Его научила такому по- ведению жизнь, порою безжалостная и жестокая не только лично к нему, но и к его близким и друзьям. И все же в те годы чувство обреченности время от