Сибирские огни, 2018, № 4

170 ОЛЕГ СИДОРОВ (АМГИН) «МНОЙ ОСТАВЛЕННЫЕ ПЕСНИ В СТОЛЕТЬЯХ СОХРАНИТ НАРОД...» духов, вызывавшего не только трепетное уважение, но и страх. Шаман, несмо- тря на массовое принятие якутами православной веры, занимал очень большое место в сознании народа. Выводя в песне героя-шамана, который преобража- ется на глазах читателя, Платон не ошибся. «Красный Шаман» сразу же вы- звал живой интерес в народе, у Платона появилась масса поклонников. Видимо, тогда же он принял окончательное решение о перемене своей родной фамилии на Ойунский. Сочинив на взлете революции «Красного Шамана», он приобрел в глазах народа тот образ, который вполне соответствовал его реальным делам и планам, наполнял их сакральным смыслом. И еще один интересный штрих к пониманию творческого метода Ойунского. Сохранились воспоминания Реаса Кулаковского, сына Алексея Кулаковского- Ексекюлях, в которых он упоминает очень важный, на наш взгляд, случай. Ког- да Реас учился в младших классах, в село Черкёх приехал Платон Алексеевич. Реас решил взглянуть на него. Днем к нему ходило много народу, и юноша вы- брал вечернее время, чтобы никого рядом не было. Когда он обходил дом, в ко- тором остановился Платон Алексеевич, ему послышалось камлание шамана — а шаманить мог только сам Ойунский. Это заставило Реаса отказаться от своего замысла, он решил не испытывать судьбу и убежал играть с мальчишками. По прошествии нескольких лет он услышал, как бабушки Маайа и Сюекюлэ обсуж- дали: «В свой приезд к нам Ойунский писал “Красного Шамана”. И во время разговора или чаепития он вдруг начинал напевать, камлать по-шамански» 14 . Трудно сказать, пробовал ли он входить в образ или это были более серьез- ные позывы, идущие из глубин его подсознания. Неистовство и мощь, живущие в огне! Неведом был язык ваш вещий мне… Черед пришел — раскрылась суть моя: Четвертый год, как стал шаманом я. Четвертый год, как я увидел сон… Чьим чудодейством был тогда я осенен? 15 Начинается поэма с того, что шаман сидит на черно-белом клетчатом ков- ре — не образ ли это мира как шахматной доски, знакомый многим культурам? Звучит величавая песня-олонхо: «Сумерки летнего ненастного вечера. Гремит гром, сверкают молнии. Возле шалаша, опустившись на одно колено, стоит Красный Шаман. Он повернул лицо к востоку, рука его опирается на бубен. Под ним черно-белый клетчатый ковер». Далее Красный Шаман начинает петь заклинание: Стоя над миром восьмидорожным, Стон его слыша ухом тревожным, Зная коварство сил его темных, Зренье даруя глазам угнетенных, Все свои думы связав с бедняками, — В сердце народа вдохнул ли пламя Яростной битвы с гнетом, с обманом Я, именуемый Красным Шаманом? 14 Вспоминая меня…: Воспоминания о П. А. Ойунском / Отв. ред. С. П. Федосеева. Якутск, 2003. С. 99. 15 Здесь и далее цитируется перевод «Красного Шамана» В. Корчагина по кн.: Ойунский П. Сти- хотворения и поэмы / Сост. Н. Сивцевой. М., 1993. С. 83 — 113.