Сибирские огни, 2018, № 4

163 ОЛЕГ СИДОРОВ (АМГИН) «МНОЙ ОСТАВЛЕННЫЕ ПЕСНИ В СТОЛЕТЬЯХ СОХРАНИТ НАРОД...» Большие строки, маленькие строки — все это перемежалось, создавало очень живой, разговорный поэтический язык. Я пытался воссоздать его по-русски, одновременно сохраняя ритмический рисунок. Это было трудно и потому, что якутская поэзия строится по другим принципам, чем русская. Якутская поэзия, как я ее понимаю, зиждется на аллитерации, на звукописи внутри стиха. Заметим, что творческому почерку Платона Ойунского не чужды сатира и юмор. Он великолепный мастер-баснописец. Его кумир — Иван Крылов. Переводя его произведения, он не только учится, осваивая новый жанр, но и приближает его к якутской культуре. И это не привнесенный, «искусственный» жанр: нравоучение и сатира не чужды якутской устной традиции. Он сродни колючим, разящим насмешкой пословицам, песням чабыргах, сказкам, высмеи- вающим пороки людей. Самый идеальный перевод не может передать полноты ощущений материн- ского языка произведения. Мы можем говорить только о понимании смысла произведения. Строки Ойунского на родном языке звучат совершенно по- другому, его язык — это «иччилээх, хомуһуннаах тыл», что значит «вещие, проникновенные слова», имеющие «магические, колдовские, волшебные силы». В чем же была сила его слова? Тут уместно обратится к мнению известного исследователя Бориса Шишло, писавшего: Я хочу говорить об этой специфической силе якутского Слова, пытаясь внести мой скромный вклад в понимание сути якутской поэзии. Для этого я хочу прежде всего обратить внимание на несколько специфических якутских выражений, найденных в конце XIX века известным лингвистом Пекарским. Например, «сангарбыта — сата былыт буолла», что можно приблизительно пе- ревести как «речь его стала как грозное облако Сата», или «сангатын сататын», что переводится «каков яд (буквально Сата) его речи», или еще «Аба-Сата», буквально «большая Сата», что Пекарский переводит как «сарказм, яд речи». Эти выражения трудно перевести и понять. И, чтобы раскрыть их глубокий смысл, необходимо уловить суть слова «Сата», которое является семантиче- ским ключом к этим вербальным формулам 9 . Затем Борис Петрович обращается к олонхо Ойунского «Ньургун Боо- тур Стремительный», в котором, по его мнению, автор «реконструирует во всех деталях то, что можно назвать мифическим реализмом прародины якутов». Ойунский описывает сотворение мира, когда в глубине долины преобразующе- гося хаоса находится пылающий красным цветом волшебный камень Сата. Об- ладатели этого камня имеют власть над миром, они всесильны, они могут менять порядок вещей в природе. Талант Платона Ойунского был сродни этому камню Сата, и он, словно богатырь из олонхо, бросил его в жизненный водоворот, чтобы изменить свою родину, повернуть в лучшую сторону жизнь простого народа. Он становится главным проводником идей мифологического сознания якутского человека, жи- вущего в немыслимо жестоких природно-климатических условиях. Платон Ойунский был продолжателем, преемником таких классиков якут- ской литературы, как Алексей Елисеевич Кулаковский-Ексекюлях (1877— 1926), Анемподист Иванович Софронов-Алампа (1886—1935), Николай 9 Шишло Б. О силе якутского слова (доклад на научно-практической конференции в Париже 6 декабря 1993  г.) // Ойунская С. П. Светлое имя отца: Поэмы, эссе, статьи, воспоминания. Якутск, 1999. С. 38.