Сибирские огни, 2018, № 4

156 СЕРГЕЙ ЗАПЛАВНЫЙ «НЕПРОЛИВАШКА» ЛИПАТОВА Признание Липатова застало меня врасплох. Больным он не выглядел. Ску- ластое выразительное лицо с волевым подбородком; пытливый прищур глаз из- под круто изогнутых бровей; усы треугольником; окладистые, до плеч, волосы; круглая челка на лбу. Похож то ли на старосветского помещика из романов во- семнадцатого столетия, то ли на художника-передвижника. Со времени нашей последней встречи в его плотной приземистой фигуре появилась не сразу бро- сающаяся в глаза болезненная сутуловатость. Неужели он и вправду свой «по- толок» чувствует? В это не хотелось верить. — А может, вы не так друг друга поняли? — предположил я. — Виктор Петрович, действительно, пошутить любит, но без обиды. И к вам хорошо на- строен. Он сам это говорил. — Когда? Я пересказал ответ Астафьева на читательской конференции. Липатов как-то обмяк, повеселел, поднял тост за Астафьева: — Виктор — он такой… Непредсказуемый. Нас ведь с ним вывел в люди Александр Николаевич Макаров, критик милостью божьей… Это я о серии его статей «Во глубине России»… Но я помладше Астафьева на три года. Фронта не нюхал, а это целая жизнь! Вот он и пошучивает на правах старшего. Недавно «поселковым деревенщиком» меня назвал, «дитем природы из Тогура». Прихо- дится терпеть. А ничего и не поделаешь. Пусть ему дольше живется и шутится… Под конец нашей затянувшейся допоздна встречи я спросил у Липатова: на- писал ли он повесть о женщине — вальщице леса со старинным именем Фиона? — Хотел, — признался он, — да вовремя понял, что это ложный ход. Жен- щина может все, но должна ли?.. Предчувствия его не обманули. Липатову суждено было прожить всего пятьдесят два года (1927—1979). Уже в больнице, неизлечимо больной, Виль Владимирович дописывал свой последний роман с необычным названием «Лев на лужайке». Действие его завязывается в редакции областной партийной га- зеты « Знамя » старинного сибирского города Ромска , а заканчивается в сте- нах столичной газеты « Заря ». Молодой, удачливый и талантливый журналист Никита Ваганов, кривя, где надо, совестью, предавая близких и друзей, делает головокружительную карьеру — становится главным редактором «Зари». Он убеждает себя, что такая власть нужна ему ради «власти над делом». Однако, достигнув желанной цели, он вдруг начинает понимать, что все эти годы служил не людям, а начальству, не правде, а ее миражу. Это и погубило его талант. А еще непомерное честолюбие. Имена персонажей, по-липатовски лишь слегка закамуфлированные, под- сказывают, кого из сотрудников газеты «Красное знамя» он имел в виду. На мой взгляд, не надо бы делать такие прозрачные намеки… Однако тот же Бо- рис Ростиславович Бережков не согласился со мной. — Все мы люди, все мы человеки, — пояснил он. — Кому-то нравится пор- треты на Доску почета клепать. А Виль всю жизнь искал живые краски. Ретушь терпеть не мог, хотя порой и сам на нее сбивался. В том же Столетове из его пре- миального романа «И это все о нем», к примеру. Зато в истории Никиты Вага- нова не только критика есть, но и самокритика. Какие-то неважнецкие черты и моменты из собственной жизни он ему, как к мишени в тире, прилепил, чтобы потом по ним пальнуть. Не у всякого на это духа хватит, а у него хватило. — Тут Бережков умолк, а потом горестно добавил: — Болезнь свою работой глушил. В Томск памятью рвался. Подтрунивал над нами, как бывало. Значит, жить хотел…