Сибирские огни, 2018, № 4

101 ВЛАДИМИР ЗЛОБИН КАК СКРИПИТ ГОРОХ ибо в Васеньке было почти восемь кило кошачьего хулиганства. Лидия Михайловна тяжело сопела, а крючок, удерживающий кота взаперти, звенел легко и чуть-чуть насмешливо. К пятому часу, когда коту еще не надоело скрестись, а крючку смеяться, Юра подумывал вырвать чертову дверь и навсегда запечатать кота в погребе. В этом желании его поддер- живал молчаливый буфет. ДнемЮра поймал муху. Казалось, она жужжала в доме с начала се- зона. Стоило только замереть, как насекомое присаживалось на загривок или локоть, выбирая то человеческое место, до которого труднее всего до- тянуться. От мухи на коже оставалась невыясненная липкость. Несколь- ко раз Юра сворачивал врученную ему для общего развития «Роман-га- зету» и отправлялся на охоту. Заканчивалась она безрезультатно. Но на сей раз муха попалась и жалобно пищала в кулаке. Теперь она почему-то не вызывала желания раздавить ее. Из кулака просили, иЮра не мог отказать этой просьбе. Ладонь разжалась. Ошалелая муха пулей вылетела под потолок, чуть не ударилась об него и села перетирать лапки. — Ты гди-е? — раздалось из зимней комнаты. Юра не ответил. — Ты гди-е?! В вопросе скрывалась беспомощность человека, который не может отыскать того, что ему нужно, и потому ощупывающего все голосом. Но это простое знание, перед которым надо так же просто смириться, не хотело усидеть в голове. Внимание цеплялось к этому «ты гди-е?», особенно едва слышимому комариному «и», которое зудело над ухом и от которого негде было спрятаться. «Ты гди-е?» означало тотальную бес- помощность одного и такую же беспомощную попытку скрыться другого — трагедия была очевидна; вопроса не требовалось, а то, что вопрос все- таки был, раздражало больше всего. — Я здесь, — устало отозвался Юра. — Хорошо, — в комнате облегченно вздохнули. Юра представил: что, если бы бабушку пришлось кормить с ложечки и обтирать губкой? Даже если так делать каждый день — а страшна не губка и не ложечка, а вот это «каждый день», звучащее будто марка деше- вых продуктов, —Юра был готов исполнить свой родственный долг. Он бы даже воспринял это не как повинность, а, скорее, как чистосердечную заботу. Ведь она обязательна. Это не требование заплатить по кредиту, а неизъяснимый человеческий мотив, от века скрепляющий людей. Юра знал, что на это у него хватит сил. Но вот слушать зудящее «ты гди-е?» сил не было, и то, что разница между испытаниями была так очевидна и он не мог пройти слабейшее из них, повергало в уныние. — Я к тебе иду. Можно? — Можно, конечно! — отозвался Юра. Он наблюдал за мухой. Лидия Михайловна пребывала в добром здравии и после обеда даже отправилась на короткую прогулку по участку. Когда она вернулась, то долго чем-то стучала на крыльце. В дверь просунулась рука с какой-то пластмассовой дребеденью, судя по всему, найденной в огороде. — Ты не знаешь, что это?