Сибирские огни, 2018, № 4

8 ГЕННАДИЙ БАШКУЕВ ЧЕМОДАН ИЗ ХАЙЛАРА Вся семья была в услужении у Шантына — от мытья полов и стирки до огорода и пастьбы, потому что денег как таковых наши сроду не ви- дели и отдать хозяину не могли. Иногда живыми деньгами — юанями или ланами серебра — с дедом расплачивались на заднем дворе за пере- краску лошадей. В изменчивой атмосфере кануна гоминьдана дед Иста предпочитал ланы серебра. Бабушка Елена умоляла его бросить опасное занятие — докажи потом, что не крал, а лишь красил. Воровство в Китае самый страшный грех. Ты мог убить — и тебя могли оправдать, но за кра- жу — ни в жизнь! И жизнь, бывало, отнимали. Когда в Хайларе уже по- явился паровоз, притащивший из Чанчуня приметы цивилизации в виде телефона, фонарей и гулящих женщин, ворам в Маньчжурии, случалось, прилюдно отрубали правую руку. Могу успокоить: чаще всего до подоб- ных средневековых ужасов дело не доходило — воришек просто забивали на месте преступления. Так вот о чемодане. И о ворах. Мало того что они не побоялись украсть средь бела дня на переполненном перроне — так обтяпали дель- це изощренно. Пропажа была обнаружена лишь по прибытии в Верхне- удинск, незадолго до того переименованный в Улан-Удэ. Чужой чемодан походил на родимый, как похожи две капли воды. Вплоть до железных уголков, кожаных ремней и ручки и характерных разводов на фанере. Чемоданы в Хайларе делали у еврея Бельковича, в единственной ма- стерской в городе в эпоху великого бегства, охватившего Евразию. Урод- ливые, но прочные чемоданы приносили неплохой гешефт. В принципе, подменить один экземпляр подобным было не так сложно. Однако дьявол — в деталях. Даже скобка вместо замка была схожей, не говоря о веревке из конского волоса, которой бабушка Елена для верности обмотала чемо- дан наиболее ценный. Чемодан № 1. В этом чемодане заключалось богатство семьи, скопленное отчаян- ным, судорожным трудом. Сухой остаток многолетнего пота, пролитого на северном околотке континентального Китая. А именно: рулон зеленого шелка на полтора платья, четыре серебряные ложки, мешочек с корал- лами Южно-Китайского моря, нитка неровного жемчуга, набор иголок к машинке «зингер», смазанные тарбаганьим жиром яловые сапоги, сле- сарные инструменты немецкой работы, с которыми дед Иста хотел начать новую жизнь в СССР, нефритовая статуэтка дракона… — Валокордину-у-у! Все детство мне слышалось: — Валя! Картину! Мама никогда до конца не завершала озвучку краденого: ей станови- лось дурно. Для меня так и остался тайной полный перечень похищенного движимого имущества, движимого через память, время и границы. Лишь дело доходило до нефритовой статуэтки дракона, случалось землетрясе- ние, переполох, топот ног, шум воды на кухне, мама кулем валилась в кро- вать, кот Кеша орал благим матом и делал хвост трубой — в доме резко пахло валерьянкой и валокордином. А теперь и спросить некого, что такого ценного было в чемоданной начинке далее пункта о нефритовом драконе. А может, там покоилась