Сибирские огни, 2017, №7

97 ГЕОРГИЙ КУЛИШКИН ТОМАСЬКИНО СЧАСТЬЕ Открыв и выпав головою за порог, папа уже не мог выпрямить шеи. Каким-то чудом сумел-таки крикнуть: — Васька! Сват! Ни один мускул тела больше не слушался его. Оставался лишь кра- ешек сознания. И он дышал. Собравшись с силами и понимая, что это последнее, что сделает, закричал чужим, заячьим голосом: — Ната! Ната! ...Отравление оказалось не таким глубоким, как могло бы быть. Глав- ным нездоровым последствием случившегося стал понос. Мучительный, пронявший всех до единого и длившийся, вопреки пилюлям, несколько дней. Из-за этого расстройства, непрестанно бегая на двор, Томаська про- студилась. Зажимая пальчиками нос, она через силу цедила отвратитель- ное горячее козье молоко. И, послушная, исполнительная, по слову мамы не выбиралась из постели. Родители были заняты службой, сестра, вызываемая неугомонными «женихами», рвалась на волю. А Томасе все определеннее представля- лось, что ощущение разбитости, вызванное температурой, эта ломота и нытье всех косточек так безжалостно донимают ее потому, что она успела отлежать и правый бочок, и левый, и что ничуть бы ей не повредило, одевшись потеплее, заняться чем-нибудь за столом или просто побродить вокруг печки. Размявшись, она почувствовала себя бодрее и отважилась, основательно укутавшись перед тем в пальто и цигейковую шапку и чуть не удушив себя шарфом, показать носик наружу. Степь, в бурых проплешинах и белых наметах, согнанных ветром, затаенно молчала. Вспомнилось, как голосиста была она, степь, теплыми вечерами. Как шумны и как всегда невидимы в ней те, кто звенит, пили- кает и стрекочет. Из прилежания Томася натянула рукавички, соединенные резинкой, протянутой сквозь рукава, и, с ощутимым теплом в сердечке осознавая, как угождает этим маме, погрузила обутые ножки в короткие, с отворота- ми, ношеные мамины валенки. Накушканная * , она едва переставляла ноги и не могла повернуть головы, но побрела по площадке перед вагончиками, поглощая оживленными глазками незатейливый окружающий мир, по ко- торому успела соскучиться. Канава, вырытая ради отвода лужи, заманчиво темнела чуть поодаль. Летом Томася с удивлением и восторгом разглядела в прозрачной непод- вижной воде крошечных пучеглазеньких рыбешек. Папа, приведенный за руку увидеть чудо, сказал, что это личинки комаров, которые «любят» ее, Томасю, больше всех в семье и чаще всех кусают. Теперь поверх воды лежал лед — кружевной по краям, совсем как блин на сковородке. Захо- телось потрогать ножкой ломкое сверкающее кружево. Оно похрустывало и переливалось блестками. Потом она проверила пяткой валенка крепость темного льда за кружевом. С осторожностью надавила посильнее. Лед держал. Тогда она шагнула с намерением пройтись по замерзшей канаве. * Кушкать — излишне кутать.