Сибирские огни, 2017, №7

94 ГЕОРГИЙ КУЛИШКИН ТОМАСЬКИНО СЧАСТЬЕ Она посидела, но очень недолго. В углу, на холсте, поставленном на подрамник, угадывалось что-то знакомое. Она подошла. С незакон- ченного портрета смотрел, словно выглядывая при игре в прятки, папа. Выписаны внятно были только глаза и светлые папины волосы. Никогда раньше она этого не замечала, а художник подметил. И сказанное Ва- люшей... Ей вдруг подумалось, что папа тоже кем-то приходится Мао Цзэдуну. Она темненькая, в маму, а он совсем светлый, хотя родом из мест, примыкающих к китайской границе. Она много слышала от него о тех краях, но из живых ощущений, с ними связанных, у нее только два вкуса: вкус пельменей и вкус тонких блинов с каймою из ломкой корочки. А там, откуда мама, любят вареники. Томася уже выучилась лепить и пельмени и вареники и почти уверена, что, если бы доверили печь блины, она бы справилась. Дома, уже вечером, папа занял половину стола — охотничьи патро- ны набивает с Валюшей, своей любимицей, во всем — от внешности и до замашек — неотличимо похожей на мальчишку. — Томася! — позвал. — А ты? Она забралась коленками на табурет, зная, что ее работа — подавать папе в нужную минуту пыжи. Сосредоточенно следила за папиными ру- ками, чтобы помогать, а не задерживать. И со старательно скрываемой завистью посматривала на старшую, которая пойдет с папой на охоту. Она не знала, зачем ей туда, но из того, что ей могло хотеться, больше всего на свете хотелось, чтобы и ее взяли. — А меня?.. — улучив минуту, шепнула она робким голосом. — И не думай! — бросила от круглой буржуйки, поставленной в са- мый центр вагончика, мама, слово которой было первым и окончательным в семье. — Тебя там недоставало! Хватит, что эти обувь изводят! Поддабриваясь, папа заметил: — Верусь, а вдруг — дичинка? А? Распаляясь, мама, сама того не замечая, переходит на слова и рече- ния из языка ее детства: — Чого вже мы понаидалыся, то це вже твоеи дичинки! Аж пузо крутыть! — А в прошлом году русак? — напоминает папа. — В позапрошлом! — уточняет мама, морщась и фыркая на дым из растопки. — Ну, в поза. Но был! Хлопнув ради приличия по двери и не дожидаясь отклика, в вагон- чик ввалился великан дядя Вася. — Сват! — приветствуя, расплылся папа. У дяди Васи с тетей Натой из соседнего, в сцеп с этим, вагончика два сына, с которыми Валюша обрыскала и ближнюю, и дальнюю округу и которых родители, смеясь, называют женихами девчонок, а друг друга — сватами. — И не заикайся! — в упреждение доподлинно известной ей прось- бы заявляет мама не успевшему и рта отворить дяде Васе.