Сибирские огни, 2017, №7

60 ТАТЬЯНА КАТЕРОВА ЗАПИСКИ ПЕРЕВОДЧИЦЫ, ИЛИ ПЕТЕРБУРГСКАЯ ФАНТАЗИЯ Я поморщилась как от укола, потому что всегда мне было легче сде- лать больно себе, чем другим. Даже прихлопнуть муху противно, а ведь недавно била по голове человека. Била всерьез, чтобы лишить сознания. А если бы убила? И это все для того, чтобы спасти жизнь этому Василию. — Можно два вопроса напоследок? — Зачем же напоследок? Ты заходи... — Почему ангел в том склепе держал голову в руках? И почему вы его так отчаянно защищали? — Не защищал — просто они меня подкараулили и к стенке при- перли. Я же говорю, давняя история. — Василий пожал плечами. — А ангельскую голову я нашел в кустах и пристроил как мог. Думаю, от- реставрирую. Это детский склеп, и на стене есть надпись от безутешных родителей. — Да что вы! — растрогалась я. Гигант в ответ поклонился: — Сия трогательная подробность, естественно, дает мне дополни- тельные очки в дамских глазах, однако придется вас разочаровать. Не стал бы я за чужих покойничков насмерть стоять. А правды, мать, я тебе не скажу! Считай, что я тех двоих изгонял со своей планеты. Я озадаченно смотрела на него: Василий менялся на глазах — забыл свои народные словечки, говорил как интеллигентный человек. Навер- ное, творчеством занимался, таланта не хватило и, вместо того чтобы сми- риться, все пропил или спустил на наркоту. Сознание расширял. Слабак! Вспомнилось, как тянуло попробовать эти волшебные штучки, отвлечься, забыться и хоть на минуту стать счастливой. Но на мне был ребенок и я, сжав зубы, лихорадочно переводила и превращала в шедевры романчики, чувствуя, как каменеют мозги, забываются слова и мой писательский дар медленно, но верно исчезает в никуда. Пес сел на дорожку и сделал акробатический этюд, почесав за ухом действующей задней ногой. —А с какой стати вы его Трехой называете? У него же четыре лапы. — Четвертая теперь фиктивная, будет болтаться для красоты. — А может... — Нет, не может! — твердо сказал Василий. — Я в таких вопро- сах специалист: мне много раз руки-ноги ломали и я сам по пьяни ломал. Знаю, что говорю. Я устало прикрыла глаза. От этих слов повеяло мраком, страшной, пещерной жизнью. В который раз подумала, что животных намного при- ятнее любить, чем людей. — Красивый у тебя перстень, — вдруг жестко произнес Василий. Снова взор его нехорошо, по-вороньи блеснул из-под бровей. Я хо- тела пискнуть, что это бижутерия, но вместо этого гордо расправила пле- чи и, бесстрашно глядя в глаза, подтвердила: — Красивый. Если помните, я люблю красивые вещи, сумки напри- мер. — Настоящий? — Старинной работы.