Сибирские огни, 2017, №7

186 мов, в изумрудах озимые» 47 . Знакомая картина: «В грядах торчат высокие чер- ные прутья, перепутанные засохшим го- рохом, валяется завядшая ботва моркови и репы, выступают из земли одервенелые кочерыжки срезанной капусты, стволы обезглавленных подсолнухов, на одной гряде еще желтеют огурцы, выглядывая из-под шершавых зубчатых листьев». Сюжетные зарисовки, сочные краски создают полотно мастера. Фактурные детали позволяют ярко увидеть происхо- дящее: «десять раз обглоданная кость», «Золушка — в белой холщовой рубахе, смешные косички, вся в веснушках, гла- за кипучая синь», «волос… льняной, нос пуговкой», «замирает, боясь поше- вельнуться, — обрадованное лаской жи- вотное», «дрянная лошаденка, прикрыта наполовину дырявой рогожей»… Через подобные образы-символы мы познаем свое родное. Надежда Александровна Тэффи пи- сала: Возьмите двадцать строк из любого его рассказа — описание природы, раз- мышления, диалог — не спутаете ни с кем. <…> Почти вся книга посвящена Сибири. Не новой, не старой, а вечной, с ее лесами, реками, таежными зверями и птицами. Живая Сибирь. ...Лад (не люблю слова «стиль») у Пантелеймонова свой особый. Своя на- певность. Иногда кажется она непра- вильной, может быть, оттого, что не- обычна. Но ясно, что сделано так не по небрежности, а сознательно. Вот в одной фразе три времени. Прошлое, настоящее и будущее: «Я не обратил внимания, что Алексей делает знаки, и закричу радост- но». Первые два разновременных глагола еще могут быть вместе, но третий вы- падает из плана времени. <...> Однако чувствуется, что автор на этом настаива- ет, ища новых форм 48 . 47 Пантелеймонов Б. Родная дорога // Зеленый шум. — Париж, 1947. — С. 233—237. 48 Тэффи Н. А. «Зеленый шум» // Новоселье, 1948, № 37—38, с. 141. После выхода последней прижизнен- ной книги «Золотое число» Н. А. Тэффи подвела некоторые итоги: Критики всех направлений и всех на- строений отметили его исключительными похвалами. Много было серьезных спо- ров о его стиле, чрезвычайно своеобраз- ном. Но все разногласия примирялись на одном общем мнении: талантлив необы- чайно… Он уже занял место в первых рядах не зарубежной, а нашей большой русской литературы 49 . Секретарь И. А. Бунина А. В. Бах- рах вспоминал, что «Пантелеймонов ни- кому не давал посягать на свою весьма вольную и даже разнузданную граммати- ку, сохраняя в целостности свои “восхити- тельные непотребства”». Профессор П. М. Бицилли писал: Пантелеймонов чувствует внутрен- нюю форму слова, как это есть у Гоголя и Толстого. Есть у него еще «фразы-пе- риоды», гроздья нескольких структурно- разнородных «самостоятельных» фраз — так то же и у Толстого, у Ремизова, у Шолохова: это-то и способствует тому, что каждая отдельная фраза в данной «грозди» воспринимается не как сужде- ние, а как образ-символ, как одно слово. А это ведь и есть условие художествен- ности речи, ее поэтичности… 50 Анализируя стиль Пантелеймонова, ученый утверждал: …Нет ни одной строчки, которой учи- тель «словесности» не подчеркнул бы красным карандашом. Раз так, то почему эти вещи нас оча- ровывают? Почему нам кажется, что мы путешествовали с дядей Володей на «Святом Владимире»? Почему не толь- ко дядя Володя, но и обезьяна Васька и даже Святое озеро живут — в букваль- ном смысле этого слова — в нашем со- знании? Именно потому, что они так описаны. Автор ни о чем не повествует, 49 Тэффи Н. А. «Золотое число» // Новоселье, 1950, № 42—44, с. 224. 50 Бицилли П. М. // Пантелеймонов Б. «Зеленый шум». Отзывы печати. Нью-Йорк, 1948. С. 3.