Сибирские огни, 2017, №7

172 ЮРИЙ ЧЕРНОВ СУСЛИНЫЙ ЛУГ чаемая стройка. Из ивняка, глины и соломы мы с мамой лепили, как ласточки, клетушки для скота и птицы, мостили крыши саманного дома и пристроек… Зато теперь можно было безбоязненно ходить на охоту в одиночку, чем я в очередной раз и воспользовался, несмотря на наказ мамы караулить во дворе цыпушек. Оставив вместо себя Черныша, привязанного на длинную веревку, я умотал с одним капканом на Суслиный луг. Брать второй самолов не имело смысла. Ближнюю степь мы заметно обловили, а идти на более добычливые места за железную дорогу или в Заречье у меня не было времени. Хорошо еще, что и на этот раз выручил луг. На нем, недалеко от норы, пасся всего один суслик. Да и тот удирал какими-то неуклюжими прыжками, припадая на одну сторону. Насторожив капкан на выходе из боковой норы, я часа полтора бродил по окрестностям луга в поисках гусинолука — самого раннего и желанного лаком- ства. Он попадался редко, только дразня аппетит, зато было вдоволь желтых кисловатых петушков тарнача и сочного слизуна, найденного в солонцовой ни- зине. Оставалось взять главную добычу — у норы — и возвращаться. Но капкан, увы, все еще стоял в суслиной прихожей с распростертыми дуж- ками… Обычно суслики, у которых мы прерывали трапезу на лугу, вскоре ее возоб- новляли. Мог бы и этот, загнанный в нору, снова отправиться на луг, но почему- то не покидал жилье. О неуклюжем и строптивом суслике, задерживающем меня в степи, я думал все неприязненнее. Мне даже захотелось поприсутствовать при его наказании за вредность, для чего я не стал возвращаться на свои «выпаса», а тихо присел на землю у тыль- ной стороны норы. Подожду на месте. Сработает капкан — а я тут как тут… Время потянулось томительно и в какой-то тревоге, усиливаемой нарастаю- щим гулом проходящего — в версте от луга — пассажирского поезда. Отсюда он кажется игрушечным. Бегут, торопятся куда-то вагончики с людьми. Скоро и я поеду вот так же — к тете Лене и дяде Акиму в их неведомую Боровлянку Троицкого района, где есть средняя школа. А в нашем Мамонтове ее на третий год войны объявили семилеткой и пока не перевели опять в десятилетку. Две мои старшие сестрицы уже закончили техникумы, младшая училась в Рубцов- ском педучилище, а у меня появилась возможность продолжить учебу в средней школе и, если получится, в институте. Предстоящий отъезд — даже на время — очень меня тревожил, ведь я не мыслил свою дальнейшую взрослую жизнь где-то за пределами нашего хутора и совхоза. Мечтал: буду работать агрономом, охотиться… В то время я запоем читал аксаковские «Записки об уженье рыбы» и «За- писки ружейного охотника Оренбургской губернии», во вступлении к которым Сергей Тимофеевич выказывал особые симпатии «охотникам деревенским, да- леко живущим от столиц и небогатым». Да это же про меня и Толю! Мечтая об охоте, мы упорно мастерили поджиги, а затем решились на су- масшедшую затею — копить медяки на ружье. Алюминиевая банка с мелочью тяжелела туго, и мы взяли в компаньоны пучеглазого Петьку Тарабанова, про- славившегося тем, что всюду, где заходила речь о войне, он повторял слова от- ца-фронтовика о роковой ошибке Гитлера, состоявшей в том, что он «сильно потрепал Лондон», чего не стоило делать. Наша же с Толей не менее роковая ошибка была в том, что показали Петьке скрытую нишу в огородной канаве, где хранилось наше сокровище. Только мы его и видели…