Сибирские огни, 2017, №7

170 ЮРИЙ ЧЕРНОВ СУСЛИНЫЙ ЛУГ Схватка у норы А вот с Гузкоротым еще раз столкнуться пришлось. На второй год, по весне. Тогда к нам на один день заехал муж маминой сестры Аким Антипович — инва- лид, страдавший от заболевания легких. Он-то и попросил добыть «хоть парочку» сусликов, жир и мясо которых, как он от многих слышал, помогают при его болезни. — Сынок, вы уж постарайтесь. Впервые мама сама дала мне «отпускную» в степь, куда раньше улизывал на часок, а возвращался чаще всего со стадом. Загоняя во двор нашу Майку, в который раз представлял дело так, будто помогал пастуху удерживать ее от попыток отбиться от стада. Мама, наш дворовый режиссер, суровых слов Ста- ниславского не знала, а лишь приговаривала: «Пой, соловушка, пой, вишь, как Майка заслушалась, жуя твою траву». Я краснел: траву для вечерней дойки вместо меня нарвали сестрицы… Просьбу дяди Акима и я, и мои друзья приняли как боевое задание, выпол- нить которое, однако, было нелегко. Не только из-за Гузкоротого, надумавшего вести наблюдение за степью с крыши своего дома и устраивать нам внезапные засады в тарначах, а еще и потому, что толком никто не знал, начался ли массо- вый выход сусликов из спячки. Снег на полях сошел, воды всюду было много, но земля еще не прогрелась, не отошла, и зеленая травка попадалась редко, разве что напогляд. В другое время стоило бы с ловлей обождать или сходить на разведку, но теперь такой возможности не было. Зато ничто не мешало увеличить число ловцов, взяв на охоту давно просившихся к нам малолеток — Баяна и Ваньку Михиенко. Неутомимого бегунка Вовку Павлова — из подселившейся к нам се- мьи родственников — Баяном прозвали за то, что он, завидя возвращающееся в село разношерстное стадо с агрессивным бараном во главе, всякий раз считал себя обязанным бежать впереди вечерней процессии копытных и оповещать всех встречных-поперечных об опасности. Выпучив от страха глазенки, он кричал: — Баян! Баян! Баран и в самом деле был безмозглый и свирепый: случалось, в поле он укладывал на землю пастуха и часами стоял над ним, не давая поднять голову, пока проезжий шофер не отгонял бандита с помощью заводной рукоятки. Теперь Вовка четко выговаривал букву «р», но кличка так от него и не от- липла. Заметно подрос, нося нормальные летние штанишки, и соседский увалень Ванька. А лет до трех, в пору неразумности, он бегал по улице в гениально поши- тых портках: их прореха простиралась «от пупка до копчика» и автоматически приходила в боевое положение при любом Ванькином приседании — просто так или по нужде. Нынешние памперсы во многом проигрывают тем, Ванькиным… Вот с таким славным пополнением вышла поутру наша ватажка на про- мысел. В полуверсте от села, поперек нашему пути и господствующим юго-за- падным ветрам, рваными грядами вставали густые заросли тарначей, в которых за зиму набивался бумажный мусор — обрывки газет, какие-то бланки, листы бухгалтерских отчетов. Однажды возле тарначей в замерзшей луже мы нашли целый рубль, тот, «со Стахановым», держащим на плече отбойный молоток. Мы с Толей ждали часа два, пока он не вытаял на солнце. И на этот раз в тарначовых гребнях застряло немало бумажных разностей. Но теперь было не до них, как и не до сбора «пашкаренки» — мелких белых лишайников, в отваре которых красились в оранжевый цвет пасхальные яйца. Растянувшись цепью, мы искали суслиные норы. И только. Один, правда, раз Вовка Побежимов позвал поглядеть и понюхать стародубку — щурящийся на солнце желтый первоцвет — адонис.