Сибирские огни, 2017, №7

169 ЮРИЙ ЧЕРНОВ СУСЛИНЫЙ ЛУГ средоточенно поглощал припасы и, казалось, на глазах наливался силушкой. Но у Шурки было другое мнение. Он начал подкашливать, а трогая бицепсы, удру- ченно покачивал головой: — Эх, скоромного бы малость. Тогда я этого Гузкоротого в бараний рог скручу. К счастью, Толя нашел в крапиве куриный клад — гнездо с пятью яйцами, которые в другое время сгодились бы в его бегах, а я ради Шурки покусился на кусочек свиного сала в тряпице, которым смазывали сковородку. Громы и мол- нии, как я и предполагал, пали на голову невинной Мурки. Подкрепившись скоромным, Шурка понимал, что теперь причины оттяги- вать схватку не осталось, а я на свою беду поспешил предоставить ему повод исполнить обещанное. Случилось так: мы с Шуркой возвращались из школы (Толя был в очеред- ных бегах), когда за углом барака столкнулись с Гузкоротым. —О, на ловца и зверь бежит! — понесло меня. — Только какой ты зверь — ты Андрей-воробей! Гузкоротый, опешив от такой наглости хуторского тихони, даже свой знаме- нитый рот приоткрыл, а я продолжал задираться: — Вон смотри, на проводах твое перышко телепается! На электрическом проводе и в самом деле моталось на нитке гусиное пе- ро — из тех, что пацаны запускали в небо, привязав дратвой к увесистой гаечке. — Подержи! — передал Фомочке портфель Гузкоротый и двинул ко мне. В иной обстановке я дал бы деру, но за моей спиной подкормленный Шу- рик, он покажет, как слабых обижать! «Где же ты, Шурка?!» — в последний раз пронеслось в моей голове, перед тем как я, успев одолеть опасную зону, с ревом обхватил Гузкоротого, а тот, хватая меня за плечи, безуспешно пытался оторвать от себя, чтобы вмазать оплеуху или дать пинка… Прервем здесь на минутку схватку, дабы пояснить ее необычный характер. Так вот, в раннем детстве мне не давалась буква «л». «Братка, скажи — “лож- ка”», — то и дело приставали ко мне сестры. «Вошка», — охотно отзывался я, не понимая подвоха. Еще большую потеху вызывала у них сценка, в которой я, демонстрируя свой куриный кулачок и, очевидно, кого-то копируя, бахвалился: «Кувачок свава богу!» Несмотря на столь высокую самооценку своего натурального оружия, я не пускал его в ход ни в детстве, ни потом. Я уже писал об издержках своего семей- ного воспитания в исключительно женской среде, да и наша хуторская улочка как-то обходилась без «кувачков». Ну а коль в детстве, не имеющем иммуните- та против жестокости, тебя не научат мордобою, позже он вообще оказывается в твоих глазах уделом тупых неучей и хамов. Я вот до сих пор не могу уразуметь, как можно, не озверев, бить человека по лицу? Другое дело — борьба. Тут показывай свою силу, изворотливость и смекал- ку. Но положить Гузкоротого на лопатки я никак не мог: слишком разными были наши весовые категории, а потому я нажимал на то, в чем был силен: ревел, как проходившие по Турксибу паровозы… Не знаю, чем бы кончилась та схватка с Гузкоротым, если бы, заслышав мой ревун, меня не отбили старшие сестры Катя и Анна, тоже возвращавшиеся до- мой из школы. А Шурка? Испарился, как шиповка на мели. Больше для «под- крепления организма» он к нам не приходил.