Сибирские огни, 2017, №7

168 ЮРИЙ ЧЕРНОВ СУСЛИНЫЙ ЛУГ — Вот вернется братка с выпасов, он тебе самому открутит! — с безопасно- го расстояния, чуть не плача от обиды, прокричал Вовка. — Ха-ха-ха! — барабаня об ведро в такт парадному шагу, отозвался Ан- дрей. — Пусть твой Семка сначала на штаны заработает! Так и передай ему, Косой! — А ты Гузкоротый! — Андрей-воробей! — добавил я. Мою обидную кличку (Головастик) Гузкоротый, похоже, не знал, пообещав всем нам «по пенделю» при встрече. В утешение Вовки я отдал ему третьего суслика, а толстяка, как договори- лись, пустили на махан с картошкой в нашем ведерном чугуне, в котором зава- ривали траву и отруби для скотины. Жирного варева хватило на всех, в том чис- ле и тете Дусе с Валькой, да еще топленого сала налили целый четок. Не забыли и про Черныша, показавшего Гузкоротому зубы. Людей, кстати, он не кусал. Но веселого пира, как возле шалашиков, не получилось. Молчаливый ужин скорее походил на поминки по прежней вольготной охоте. Рыбачить и охотиться мы, конечно, не перестали, но как — с оглядками, дозором и постоянной готовностью в случае чего поснимать капканы и укрыться в овраге или Речке, где мы вырыли кроме Толиной еще две потайные пещеры. Однажды в одной из них мы и спрятались, заметив издалека на дороге, идущей через степь в райцентр Поспелиха, фигуру с ведром. А через полчаса старались не смотреть в глаза друг другу, когда вместо Гузкоротого узнали в путнике по- жилую беженку Тамаркину, носившую шляпу и брюки. Бабка шла на речное стойло подоить корову. Потом, пережив позор, мы потешались над собой, но, когда Гузкоротый со своим ухмылистым Фомочкой — ординарцем и водоносом в одном лице — це- лую неделю шастал по нашим заимкам, было не до смеха. Особенно возле пепла сожженных шалашиков… В нашем с Толей шестом классе учился второгодник Шурка Головёнкин, сидевший дважды и еще в каком-то классе. И не мудрено: Шурка был из за- бияк, рос, как все мы, без отца и предпочитал кропотливой учебе шкоды, а то и пакости. Прославился он тем, что стал жертвой одной из затеянных им проказ. Раздобыв где-то карбид, Шурка помещал его с небольшим количеством воды в пузырек и, намертво закупорив, бросал в лужу. Через какое-то время пузырек взрывался. Шурка отрабатывал самый надежный вариант «гранаты», которой собирался глушить рыбу. При очередном испытании таковая не взорвалась. Тог- да Шурка выудил ее из лужи и поднес к уху — удостовериться, идет ли реак- ция. В этот момент и бабахнуло, попортив правую щеку нагловатой Шуркиной мордашки. Узнав о нашей стычке с Гузкоротым, Шурка вызвался проучить грабителя, намекнув, что для этого ему было бы неплохо подкрепить истощенный орга- низм. Однажды мы угощали его маханом и предложили заглядывать на вечер- ние костерки. Второго приглашения делать не пришлось. Если у нас не было похлебки, мы скармливали гостю заначки от своих обеденных паек и все, что удавалось умыкнуть: просяной хлебец, печеные картошки с луком, жареных го- льянов и пескариков. У костерка Шурке оставляли единственное сиденье — ведро без дна, на- крытое мешковиной. В бледных бликах кизячного пламени лицо будущего ос- вободителя высвечивалось то ликом Ивана Грозного, то Петра… А мы, сидя на земле и глотая слюнки, зачарованно наблюдали за тем, как царь Шурка со-