Сибирские огни, 2017, №7

165 ЮРИЙ ЧЕРНОВ СУСЛИНЫЙ ЛУГ Вовка ошалело вперил свой глаз в несовместимые для него богатства — хлеб и мясо, не зная, с чего начинать. А нашу семью пресный просяной хлеб — тя- желый и рассыпчатый — выручал всю войну и не только. Началось с того, что мама по весне наткнулась на лоскут пустующей пахоты и засеяла его раздобытым у кого-то просом. Осенью намолотили полтора мешка! У нас имелась привезен- ная из самой Расеи деревянная ступа и ручная мукомолка. Вот с их помощью и обрабатывали на крупу и муку просо, выращенное по неудобьям или собранное со сжатых комбайнами полей. Иногда, при ранних заморозках, такие поля были усеяны опавшими метелками. Их сбор не карался так сурово, как было за пше- ничные колоски. За те, если собирались не для фронта, можно было получить срок. По этой же причине всем сусликам, как вредителям сельского хозяйства, полагался смертный приговор, хотя большинство свистунов, как наши, этих ко- лосков и в глаза не видывали. Впрочем, на эту тему мы тогда не рассуждали. Всему, что касалось сусли- ков, нас исподволь обучил Вовкин брат Семен. Вот и сейчас, когда мы, распра- вившись с шашлыками и печеными картошками, расползлись по своим шалаши- кам (как хорошо иметь собственный «домик»!) и затеяли ленивый разговор о следующей охоте, кто-то вспомнил о Семкином правиле — не устраивать облаву на лугу два раза подряд. Мол, пусть оставшиеся суслики успокоятся и на место пойманных придут другие. Назавтра мы на луг и так не пойдем: у каждого на махан по суслику имеется, а вот сколько дней еще выжидать — два-три дня, а то и неделю? — Пока Гузкоротый с луга не свистнет, — съязвил Вовка, не согласный с правилом брата. Свободный от домашней работы, он чаще нашего с Толей бывал на цен- тральной усадьбе совхоза и выведал, что старшеклассник Андрей Райков, про- званный Гузкоротым, тоже ходит на охоту — пока что в сторону Алея. И все же больше всех на нашу вольготную жизнь покушались не совхозов- ские или поспелихинские пацаны, шуганувшие нас прошлым летом с верховий Речки, а нескончаемые дела по двору и огороду. Одна поделка и сушка кизяков, заполонивших дворы (всю зиму топить ими русские печи), чего стоит. Вот ле- жишь, блаженствуя, в травяном шалашике, а в голове свербит мамин наказ про «шалашики» кизячные: стоящие уже «на ребре» навозные кирпичи надо со- ставить «на попа» — по четыре штуки, а пятым накрыть шалашик сверху. Это задание помимо каждодневного — поливать и полоть грядки, к приходу стада нарвать для коровы травы. Пора вставать… Гроза на суслиные головы Во дворе меня поджидала негаданная радость: с отгонных овечьих выпасов сбежал домой Черныш — мой лохматый куценогий помощник! Чуть не сбив хозяина с ног, он никак не мог отыскать на моем лице местечко, где, как ему казалось, еще не лизнул его горячий шершавый язык. Я рад не меньше, а по на- тертой шее с запекшимися струпьями догадывался, как Черныш добыл свободу. На овечьи выпаса — в отару деда Савелия — мама на весь сезон угоняла пяток наших овец, меченных разрезом на ушах. Сезонный отгон был для нас очень удобен, и мама не могла отказать в просьбе пастуха оставить на время в сторожах нашу собаку. Замечу, что овец, несмотря на тяжкие налоги шерстью и мясом, а также обязательную сдачу шкур (война!), мы держали постоянно, и вот